– Бред какой-то. Слушай, а нельзя подкараулить его как-нибудь и башку проломить?
– Нет, лучше не связываться. Судьи тут строги к превышению самообороны. Это наказывается очень жестоко.
– Что, даже если его поймать с поличным?
– Тут вам не Америка. Грабителей, пойманных первый раз, как правило, в тюрьму не сажают, а так, штрафуют или дают какой-то срок условно. Но если ты ему при этом что-нибудь сломаешь или ненароком убьешь, то все, суши сухари. Могут даже пожизненно дать.
– Ну, ребята, вы даете!
– Да, я тоже до сих пор удивляюсь. Но мне моя собственная теща объясняет, что, дескать, нельзя какое-то там имущество равнять с жизнью или здоровьем. И потом, у подавляющего большинства и мебель, и техника, даже шмотки и еда в холодильнике застрахованы. Мои таким образом четыре раза всю обстановку обновляли. Возни правда, очень много… Гарри, кстати, любит поговорить о достоинствах страхования. Если он сейчас к нам подберется, то обязательно начнет впаривать, что надо застраховаться, зануда.
– В общем, психи твои англичане и, говорят, все сплошь мазохисты, – сказала она. – Поркой увлекаются.
– Ну да, французы издеваются, говорят: «Le Vice Anglais» – «Английский порок». То есть, наверно, да, англичане дальше всех продвинулись в этом деле.
– В каком – деле?
– В изучении тонкой грани между наслаждением и болью.
И тут вдруг с Анастасией что-то случилось. Глаза ее как будто подернулись поволокой, и что-то вроде легкой дрожи пробежало по лицу. Глядя на Сашка в упор, она стала облизывать губы – Сашок ощутил (или ему это только показалось?) какой-то сигнал или импульс, который его сильно взволновал.
– Может быть, вы хотите позавтракать? – спросил он, чтобы скрыть смущение.
– Хорошая идея, – сказала, пряча глаза, Анастасия. – Давай сойдем скорей. А то мне уже надоело ехать.
– Тут есть одно славное местечко… Кафе такое симпатичное. С видом на реку и под стеклянной крышей. Или, может быть, вам интереснее было бы в пабе закусить?
– В пабе? А что это такое? Я это слово слыхала, конечно, но что оно означает – без понятия…
– Паб – это сокращение от «паблик хаус»…
– Но ведь «хаус» – это, кажется, значит «дом»? Я помню, мы в школе это проходили… Так ведь?
– Ну да, да.
– Тогда что же это получается, а? «Паблик хаус» это, выходит, «публичный дом», что ли?
– Да… но совсем в другом смысле, чем в русском языке… Вот вам, кстати, пример того, почему буквально, слово за слово, ни в коем случае нельзя переводить. Не только некрасиво получается, но и просто неверно. Может даже привести к опасному недоразумению. Пригласите кого-нибудь в «публичный дом», и вас неправильно поймут. Девушка так и пощечину может дать, не правда ли?
– Ну, я не из тех девушек, что так разбрасываются пощечинами… но в публичный дом мне и вправду ни к чему…
– Вот именно! А ведь по-английски «паблик хаус» – это всего лишь пивнуха, трактир…
– Правда? Никогда бы не догадалась, смешно…
– О, и еще более смешные примеры есть… Такой был то ли анекдот, то ли быль… Как пытались научить старую модель компьютера 80-х годов переводить с английского на русский и обратно. Ввели в него цитату из Евангелия от Матвея: «The Spirit is Willing but the Flesh is Weak». В русском варианте это звучит так: «Дух ревностен, но плоть слаба». Компьютер справился с переводом в долю секунды и выдал: «Водки хватает, а вот с мясом – проблемы».
Настя захохотала:
– Повтори еще раз эту фразу… чего там про спирт?
– «Spirit» действительно может значить и «спирт», и «дух»… все от контекста зависит. Но глупый компьютер, он контекста не понимает. Он думает, что это все про советский дефицит… Но ведь и вправду, «плоть» и «мясо» – почти одно и то же.
– О, я отлично помню восьмидесятые, хоть и девчонкой совсем была, – сказала Настя. – Все было ничего, но дефицит действительно… У нас на Урале мясо только по талонам давали… Даже в общественных столовых пельмени с морковью делали… Ладно, коли такое дело, пошли в твой «публичный дом», посмотрим, что там за угощенье…
– Легко! Правда, не все пабы открыты в такое время. Но тут недалеко, у овощного рынка есть один – открывается в пять утра.
Погода, как выяснилось, тем временем разгулялась. Небо синело, солнце сверкало, и в его лучах сверкала и Анастасия. Сашок шел с ней рядом по улице, и странные чувства переполняли его. Несмотря на чертова Беника, несмотря на унизительное ощущение, что он, Сашок, стал опять объектом какого-то то ли идиотского розыгрыша, то ли гнусной манипуляции, предпринимаемой с некими темными целями, несмотря на все это – ему почему-то очень хотелось взять эту красивую женщину под руку и, может быть, да давай уж скажем честно, может быть, даже прикоснуться губами к персиковой коже. «У Анны-Марии все-таки кожа на лице не такая красивая», – мелькнула предательская мысль.
Но вообще, как легко забыться и позволить себе что-то – именно потому, что Настя так удивительно похожа на законную жену. Но при этом чуть-чуть пикантней, чуть-чуть сексапильней, и – да-да – слегка вульгарней, чем Анна-Мария! И, представьте себе, это не убавляет ее привлекательности, скорее наоборот.