Английские корни Третьего Рейха. От британской к австро-баварской «расе господ»

«Политика умиротворения», которую проводил Невилл Чемберлен, и его отказ помешать гитлеровской экспансии в 1938 г. спасли режим Гитлера от заговора прусских генералов. Мало того что – благодаря нажиму Чемберлена в 1938 г. – Гитлеру в 1939 г. достался чехословацкий арсенал, которого хватало для укомплектации не менее пяти (если не сорока) новых дивизий. По некоторым сведениям, каждый третий танк, использовавшийся Германией при вторжении во Францию, был чехословацкого производства. За время, прошедшее между фактической передачей Чемберленом чехословацких заводов Шкода Гитлеру, и началом войны между Англией и Германией (октябрь 1938 г. – сентябрь 1939 г.) эти заводы успели произвести для Гитлера столько оружия, сколько произвели все британские заводы за тот же период времени[1695].

Отдав без борьбы территории, завоевание которых силой стало бы самоубийством для Третьего рейха, Чемберлен создал для «фюрера» авторитет непогрешимости, непобедимости: «Если бы Англия вместе с Францией вступили в войну на стороне оборонявшейся Чехословакии [в 1938 г.], Германия, без сомнения, вскоре потерпела бы поражение»[1696]

. Такого мнения придерживались даже в ставке верховного командования Гитлера. Но британские начальники штабов в то время даже не собирались предпринимать в Европе никаких военных операций: для них важнее была защита Индии и Египта[1697]. «Аргументы» о мнимой военной слабости Великобритании представляли собой «рационализацию инстинктивного желания прыгнуть на подножку к диктаторам [оси]»[1698]

.

Совершенно очевидно, что интересы британских империалистов не шли вразрез с представлениями о господстве белой расы над туземцами колоний – господстве, которое тоталитарный расизм Гитлера мог только усилить. Ведь расизм, ставший тоталитарным, очень соблазнительно было использовать для укрепления расового владычества европейцев над цветными – вопреки учениям о равенстве и тенденциям к эмансипации[1699]. Так, в 1937 г. в Третьем рейхе, к примеру, пообещали ввести смертную казнь для цветных за сексуальную связь с белой женщиной – во имя борьбы с «расовым кровосмешением» в колониях и более развитого «апартеида»[1700]

. Безусловно, немецкий расизм был гораздо более радикального толка, чем его английский собрат в парламентской Великобритании. И поскольку такой объем власти, как при Гитлере, расисты не могли получить ни в Англии, ни из рук Англии, то тем более соблазнительным представлялось использовать Третий рейх во внешней политике Великобритании, направленной на сохранение расовой империи. Однако желание Чемберлена укрепить Третий рейх вытекало не только из утилитаристских соображений – к ним примешивалось и инстинктивное ощущение избирательного сродства британской и австро-баварской «расы господ». «С тем типом человека, которого знаешь уже долгое время, сразу начинаешь чувствовать себя как дома». «Диктатор – ближе всего к крупному английскому землевладельцу», – говорил виконт Лимингтон, восхищавшийся Гитлером и прочими диктаторами за то, что они возрождали истинные английские качества. Это и вправду было истинное, инстинктивное сродство[1701]. Такое развитие событий предчувствовал и Альфред Розенберг, утверждавший: «Расистская Германия… в конце концов непременно вызовет симпатию у Британии. Ведь в основе Британской империи лежат те же заявления о господстве, обоснованные расой»[1702]

. Это было не только узнавание (упомянутое во многих публикациях) в гитлеровских «наполас» духа английских паблик-скул. Прежде всего здесь имело место узнавание родства по сути (отраженного в публикациях слабее) – хоть и разного по степени радикализма, но все-таки бесспорного – родства в представлениях о расе, об интересах государства, о силе и бессилии. Это родство лучше, чем любые поверхностные аналогии, объясняет привлекательность Третьего рейха в глазах сэров невиллов гендерсонов, маркизов лондондерри, сэров сэмюэлей хоров, лордов ллойдов и лотианов. В документах германского МИДа отмечено, что лорд Лотиан давал «инстинктивно верную оценку величия нашего фюрера. Он видит в фюрере empire builder [строителя империи] … наподобие Сесила Родса… Лотиан… ощущает внутреннее родство немецких и британских притязаний на власть…»[1703]. И это притом что лорд Лотиан был либералом – по крайней мере, в духе империалистического «либерализма лорда Розбери». Каковы же тогда были английские не-либералы?

В конце концов Невилл Чемберлен как консервативный премьер-министр отверг предложенный Лигой Наций принцип коллективной безопасности, поверив в обещанную в «Mein Kampf» восточную экспансию Гитлера – того самого Адольфа Гитлера, которого вдохновил, если не сказать запрограммировал, другой Чемберлен – визионер Хьюстон Стюарт.