— Оно было сложено и спрятано под лестницу, — ответил художник. — Потом я отнес его в студию. Отец еле успел убрать его с дороги и снять с окна над дверью номер «13», когда прибыло полицейское подкрепление. Он даже не успел вернуть на место этот стол, на котором я сижу. Если бы дом решили обыскать, его сразу бы увидели в столовой. Отец — удивительный человек. Даже меня поразило то, с каким хладнокровием он держал оборону, пока я бегал, как заяц, вокруг домов. Ведь он мог очень просто отделаться от полиции, но отец, как настоящий ирландец, любит дразнить власти.
— Я бы хотел встретиться с вашим отцом. Единственное, что мне еще не полностью понятно, это для чего вам понадобилась вся эта хитроумная затея. Вы случайно не провернули небольшое ограбленьице за углом, пока констебль был занят?
— Об этом я не подумал, — с сожалением в голосе произнес молодой человек. — Нет, полицейский не был специально выбранной жертвой. Он случайно оказался рядом во время генеральной репетиции, и я просто не смог удержаться от этой шутки. Дело в том, что мой дядя — сэр Люций Престон из Королевской академии художеств.
— Вот оно что, — произнес Питер. — Дело начинает проясняться.
— Я не поклонник реализма, — продолжил мистер О’Халлоран, — и все мои картины не реалистичны. Дядя несколько раз заявлял мне, что я так рисую из-за того, что просто не умею рисовать. В общем, идея была такая: я должен был пригласить его завтра на обед и рассказать ему о загадочном доме номер тринадцать, который якобы появляется время от времени на этой улице и из которого доносятся странные звуки. Задержав его до полуночи, я должен был вызваться проводить его до конца улицы. И когда мы вышли бы из дома, на улице должны были раздаться крики. Тогда я повел бы его назад…
— Дальше все ясно, — сказал Питер. — Придя в себя после потрясения, он признал бы, что ваше произведение — вершина академического реализма.
— Я надеюсь, — промолвил мистер О’Халлоран, — что мне все же удастся провести это представление так, как задумывалось. — Он посмотрел на Питера, и тот ответил:
— Я тоже на это искренне надеюсь. Еще я надеюсь на то, что у вашего дяди крепкое сердце. Но могу ли я тем временем позвать и успокоить моего несчастного полицейского? Его подозревают в том, что он находился на дежурстве в пьяном виде. Это может стоить ему продвижения по службе.
— Боже мой! — воскликнул молодой художник. — Это не должно случиться. Конечно, зовите его.
Самым сложным оказалось заставить констебля Берта узнать при дневном свете то, что он видел ночью через щель в двери. Когда ему показали набор холстов с нарисованными, причудливо деформированными и укороченными предметами и фигурами, он ничего не понял. Только после того, как конструкцию собрали и осветили надлежащим образом в занавешенной студии, он в конце концов согласился, что видел именно эту картинку.
— Чудеса, да и только, — сказал он. — Прямо как на представлении Маскелина и Деванта.[40]
Хотел бы я, чтобы это сержант увидел.— Заманите его как-нибудь сюда завтра вечером, — предложил О’Халлоран. — Пусть он будет охранять моего дядю. Вы, — он повернулся к Питеру, — вы, кажется, знаете подход к полицейским. Может, вам удастся его сюда направить? У вас изображать голодного несчастного бродягу получается не хуже меня. Что скажете?
— Не знаю, — ответил Питер. — Вообще-то этот костюм меня порядком раздражает. К тому же, заслуживает ли такого несчастный полицейский? С академиком делайте, что хотите, но когда речь заходит о блюстителе закона… Черт возьми! Я семейный человек, должно же у меня быть
АЛАН АЛЕКСАНДР МИЛН
Самый обычный шантаж