Марианна так удивилась, что захлебнулась и замолчала. Вот уж не ожидала она, что Даша ценит эти качества Петра! И ей казалось, что Даша предпочла бы увидеть в группе поддержки Артура. Но об Артуре Даша пока не вспомнила.
Однако надо и ей взять себя в руки. Даже Даша заметила ее волнение, потому что сказала:
– Марианна Георгиевна, не переживайте вы так… я справлюсь… как-нибудь.
И вздохнула тяжко.
В холл вышла строгая дама, поправила очки, посмотрела в листочек и громко произнесла по-английски:
– Девочки из группы «А»! Прошу в кабинет 120. Девочки из группы «Б»...
– Идем! – Марианна поманила Дашу. – Ты в группе «А». Начинается письменный тест. Ну, ни пуха ни пера!
Порывисто сняла цепочку с африканским божком Чунгой и повесила Даше на шею.
– Талисман вуду на удачу, – улыбнулась она.
Потом не удержалась: наклонилась и поцеловала Дашу в щеку. Та вытерпела поцелуй, строго кивнула, улыбнулась и ушла за распорядительницей в класс.
Марианна выдохнула. Так, теперь полтора часа ждать и волноваться. Может, и ей пойти в буфет, присоединиться к Валентине?
Марианна достала телефон, но ее прервали.
Ласково взяли за локоток и знакомый голосок, от которого мурашки пробежали по коже, произнес в ухо:
– Марианна Георгиевна! Какая встреча! Не ожидала.
Марианна обернулась и до боли стиснула зубы. На нее смотрела невинными голубыми глазами мамаша Лялечкина.
Марианна надменно задрала подбородок и бросила на Лялечкину уничижительный взгляд.
Однако ее усилия не были замечены.
– Отлично выглядите, Марианна Георгиевна, – болтала Лялечкина как ни в чем не бывало. – Личико свежее, глаза горят. Наверное, хорошо отдохнули от работы в школе! На уроки вам теперь рано вставать не надо, родительские собрания проводить не нужно. Вместо тридцати человек – одна ученица. Отвела урок –и гуляй-отдыхай! Класс!
Лялечкина светилась дружелюбием, как будто Марианна была вип-клиенткой в ее парикмахерском салоне.
– Вас Анжелка первой заметила. Смотри, говорит, мама, Марианна Георгиевна тут! Вот я и решила подойти и поздороваться, – сообщила Лялечкина и так ощупала ее взглядом, что Марианна сразу поняла, что – обольщаться ее дружелюбием не следует.
Марианна и не обольщалась. Она лучше бы затеяла беседу с гадюкой, чем с Лялечкиной.
Как бы от нее избавиться? Ведь не просто так она тут любезничает.
– Говорят, вы привели на конкурс дочь Пети Аракчеева, да? – весело поинтересовалась Лялечкина. – Это вы у него теперь гувернанткой работаете? А мы-то голову ломали – где теперь наша Марианна Георгиевна трудится? А она к Аракчееву умудрилась пристроиться, оказывается!
Марианну обдало холодом и жаром одновременно.
«Дочь Пети Аракчеева»! Какого черта Лялечкина называется Петю – Петей? Она его знает? И он для нее не «Петр Аркадьевич»? И не «господин Аракчеев»?
– Мой муж с Аракчеевым когда-то в вузе учился, и теперь по работе иногда сталкивается, – пояснила Лялечкина. – Он ведь у меня тоже бизнесмен. Хоть и не уровня Аракчеева. Ну вы-то уж знаете, что я вам рассказываю!
Нет, ничего подобного Марианна не знала. Про мужа Лялечкиной она старалась не вспоминать – противно.
А мир-то оказывается, как тесен! И почему-то наталкиваешься в этой тесноте не на тех людей, по ком скучаешь, а на тех, о ком бы век не слышать.
– Мы Анжелке для конкурса тоже репетиторов наняли, – продолжала делиться заботами Лялечкина, как будто не было между ними ничего – ни злой бабьей ревности, ни лжи, ни скандала, ни подставы! – В школе все равно ничему толковому не учат. Учителя нынче наплевательски относятся к своему делу. Только и знают, что ныть и требовать прибавки к зарплате.
Лялечкина озабоченно вздохнула и нахмурилась. Марианна слушала ее с каким-то отстраненным любопытством: что еще скажет эта противная куколка? Что еще выкинет?
Теперь Марианна нисколько ее не боялась и даже немного жалела – снисходительной, насмешливой жалостью, смешанной с чувством превосходства.
Как так можно жить вообще – радоваться чужим несчастьям, искать, где бы почесать свое мелкое самолюбие за счет остальных, подозревать, устраивать гадости? В этом смысл существования таких вот Лялечкиных!
Понять их сложнее, чем рептилоидов с планеты Нибиру.
Однако Лялечкину, видимо, такая жизнь вполне устраивала и даже делала на свой лад счастливой. Она продолжала доверительно делиться: