Английский сад. 2. Тернистая дорога

К ноябрю 1936 года краски начали сгущаться и над Мадридом, началась его героическая оборона. Каталина с Джейсоном оказались в гуще всех событий. Решалась судьба Испании и мира, потому что фашисты не должны победить, иначе вскоре после этого весь мир рухнет.

₪

В Испании шла война, Германия готовилась к войне, тайно заключая договора со своими «друзьями», а Италия заканчивала разделываться с Эфиопией. Мир стоял на краю пропасти, пропасти страшнее бездны начала века. Где же пламенные речи о том, что ни одной войны больше никогда никто не начнет? Почему бездействует Лига Наций? У Марии, как у многих, были только вопросы и ни одного ответа. Все надевали на себя галстук, готовый их же самих задушить, смотря, как они будут биться в предсмертной агонии. Еще можно предотвратить беды, еще можно повернуть время вспять, но только не большая часть населения Европы мечтала об этом, остальные, опьяненные дурным влиянием, флюидами тиранов, готовившиеся нарушить хрупкий мир, бездумно соглашались.

Мария с Вильямом прожила еще один тяжелый год в Берлине. Джастин, их младший сын тоже покинул их, ему было только четырнадцать, но уже тогда он, твердо решил заняться социологией. Мария остро переживала расставание с сыном, хотя все остальные свои страхи и переживания она держала за дверью с семью замками. Она не хотела чувствовать, думать и предполагать, что ждет их семью дальше. Чем дольше они оставались в Германии, тем плотнее становились тучи над ними. У Вильяма уже не было той уверенности, с которой он приехал четыре года назад. Он продолжал отправлять тайно различные зашифрованные сведения в Лондон, также координировал агентов, но по ночам Мария ощущала, как он подолгу не может заснуть. Она могла облегчить его страдания, могла на минуту дать ему облегчение, но она сама страдала не меньше его.

В ноябре 1936 года она поняла, какая роль уготована в этой пляске жизни. Вокруг нее смыкался нацистский круг. Она просто обязана, обязана быть дружелюбной и миролюбивой, ей нужно отвести все подозрения от мужа и от его дел, для этого она и услаждала своих немецких воздыхателей льстивыми речами. Ей было всего лишь тридцать девять, и в свои годы в отличии от многих своих ровесниц, ее лицо и тело сохранили упругость и гибкость, а волосах почти не обнаруживалось седины. Ее элегантность и образованность бросалась всем в глазах, ее не могли не заметить. Отто и Михаэль проявляли все больше внимания к ней, конечно, Мария знала, они хотят, чтобы она сама все рассказала им. Но был еще и Ганс Миллер, с одной стороны этот темноволосый статный немец, смотрел на нее с обожанием, считая ее своим другом, с другой стороны он явно что-то выяснял об них с Вильямом деятельностью. Они все устремили к ней свои взгляды, но уже не боялась, она уже не могла бояться. Чувства рассеялись, как летняя пыль над полями, заполнив все лишь теплыми воспоминаниями.

Мария заказав себе платье в одном из ателье Берлина, вышла из здания, где красовалась еврейская звезда, решив возвращаться домой. Кутаясь в меховой воротник, она остановилась, чтобы раскрыть зонтик, перед домом остановилась черная машина, чему она просто не предала значения. Двое в форме вышли из машины, направляясь к ней. Один схватил ее за талию, второй за руки, Мария отчаянно сопротивлялась, и получила за это оплеуху. Зонтик, выпав из рук, со стуком упал на брусчатку, она захотела закричать, ей снова залепили пощечину. Они втолкнули ее в машину, завязав глаза полоской черной ткани. Они ехали долго, связанные руки затекли, а от едкого дыма папирос саднило в легких. Мария только молила Бога, чтобы они быстро с ней расправились, лучше умереть, нежели нести бремя позора и предательства. Машина затормозила, ее силком вытащили из нее, ведя в неизвестном направление, она только услышала, как тяжело открылась парадная дверь, и как громко стучали армейские сапоги.

- Как приказали, полковник Миллер, - Мария вздрогнула, - вести в залу? – ответ она не расслышала.

Ее снова куда-то потащили, тоненький высокий каблук на правой туфле сломался, от этого делать насильственные шаги стало трудно. Марию втолкнули в комнату, она упала на мягкий ковер, по-прежнему полагаясь только на слух. Кто-то снял с нее повязку, перед ней предстала богато обставленная комнаты, выполненная в стиле французского будуаре, кресла, софы, столики, шторы намекали на интимность обстановке. Мария подняла глаза в кресле сидел Михаэль, у окна стоял Отто, а Ганс нависал на ней. Она тяжело сглотнула, мысленно считая свои последние минуты. «Боже, я не хочу умирать».

- Что ж, фрау Трейндж, расскажите о вашем муже. Нам интересно знать чем он занимается на самом деле, - от деланного доброго тона Отто ей стало противно, память лихорадочно искала похожий день в ее жизни, что уже похожее случалось с ней. Что же? Что же?

- Я ничего не знаю, - процедила сквозь зубы она.

- Врете, вы все знаете. Ну же! – Ганс приподнял ее над полом, заглядывая в ее глаза, пытаясь угадать ее мысли, но кроме холодного ирландского взгляда он ничего не видел.