Он улыбнулся ей, сейчас совсем не похожий на того офицера с угрюмым лицом, которого она увидела при первой их встрече. Если раньше ему бы не помешало побриться, то теперь это было попросту необходимо. Капитан снял кивер, и дождь обильно смочил его густые волосы.
— Вы спали не больше часа, — ответил он добродушно. — А не разбудил я вас потому, что вам следовало отдохнуть. Кроме того, безопасней, когда вы спите, вы не выдумываете разных рискованных предприятий, из-за которых можно угодить в беду. Я боялся, вас разбудит дождь, поскольку вы и так проснулись, взгляните вокруг.
Она бросила быстрый взгляд назад, хмурясь и еще ничего не понимая со сна. С минуту она недоумевала, что он имел в виду, затем увидела: багровое зарево вдалеке — отсветы горящего города — мрачное воспоминание о минувшей ночи, столь похожее на восход солнца там, где никакого солнца не должно быть, исчезло. Там оставалась лишь неестественная темень, будто нависшие, поредевшие клубы дыма. Дождь оказался манной небесной: огонь оставил город.
Она снова моргнула, вспомнив невероятные события ночи, и прошедшее едва не показалось ей страшным сном; но рядом с ней все так же находился английский офицер, а сердце ее сжималось при мыслях о Магнусе.
Все сильнее занимавшийся рассвет напомнил ей о том, о чем она прежде не думала: ее внешний вид оставлял желать лучшего, к тому же она все еще тепло куталась в мундир капитана, а сам владелец мундира нещадно мок, хотя дождь, еще не набрав силу, казался легкой холодной моросью. Сара посмотрела на других пассажиров повозки и с благодарностью поняла, что они тщательно укрыты пуховой периной и не промокнут, если дождь не усилится. Однако капитану пришлось несладко, и Сара процедила сквозь зубы:
— Возьмите ваш мундир. Мне следовало давно его вернуть.
Он взглянул на нее с удивлением.
— Нет, пусть лучше остается у вас. Думаю, так безопаснее для нас обоих.
Но она уже упрямо стаскивала мундир.
— Ни в коем случае!.. Вы ранены, а вам пришлось всю дорогу править лошадьми! Передайте мне вожжи и попытайтесь хоть немного вздремнуть.
— Моя дорогая дев... Моя дорогая мисс Маккензи, — с улыбкой поправился он. — Это пустяки, царапина, уверяю вас. Я, признаться, все размышляю над тем, как я, черт возьми, поддался на ваши уговоры?
— Никто вас не уговаривал! — со свойственной ей вспыльчивостью перебила она. — Насколько я помню, вы настояли на поездке, угрожая запереть меня, если я не соглашусь.
— Не мог же я позволить вам привести в действие ваш безумный план! Знаете, о чем я еще подумал? Неужели все американки похожи на вас? Клянусь, мне трудно даже попробовать вообразить такое, — насмешливо заметил он.
Сара не обратила внимания на насмешку.
— Конечно, не все, — быстро ответила она. — Мы очень разные. Впрочем, из того, что мне доводилось слышать, можно сделать вывод: американки более независимы, чем англичанки.
— Да, вы правы, — согласился он. — Я попытался представить какую-нибудь знакомую мне даму в подобной невероятной ситуации и не смог. Как вы считаете, в чем причина такого отличия? Может быть, в том, что ваша страна совсем молода?
— Полагаю, вы правы. А ведь теперь мы уже менее независимы, чем раньше. Мисс Дэнвилл — помните ту пожилую леди, мы останавливались у ее дома, — уверяет: когда она была девочкой, женщины делили с мужчинами любые трудности, например, сражались с индейцами, и порой с большим успехом, чем представители сильного пола.
— Невероятно! — откликнулся он, с изумлением разглядывая ее разгоревшееся лицо. — И вы говорите так, будто жалеете, что не застали те времена.
— Жалею. Магнус и мисс Дэнвилл считают, что чем цивилизованнее становится наша жизнь, тем быстрее исчезают из нее задор и веселье.
— На вашем месте я бы не переживал столь сильно. События последних дней убедили меня: к вам вовсе не подходят слова «покорная» или «ручная».
Она пожала плечами и бросила на него быстрый взгляд, невольно подумав: здесь у них есть немало общего.
— А вы? — сухо поинтересовалась Сара. —
Ведь вам, должно быть, не слишком-то нравились покой и безопасность, коль скоро вы пошли в солдаты? Он рассмеялся.
— Вы совершенно правы. Мы с вами оба плохо вписываемся в окружающую обстановку. Я, скажем, не могу представить вас в бальном зале поддерживающей светскую беседу и изящно обмахивающейся веером.
Она состроила гримаску.
— Я тоже не могу этого представить. Я не привыкла к пустой болтовне и жеманству и не умею притворяться, делая вид, будто мужчина, с которым я разговариваю, самый умный и блистательный собеседник на свете, хотя на самом деле он глуп словно пробка!
— Довольно! — усмехаясь, попросил он. — Я понял то, о чем и не догадывался раньше: быть женщиной чрезвычайно тяжело! Но что же о вас думают ваши американские мужчины, мисс Сара Маккензи? Они могут оценить вашу независимость?