Аня

Лариса, то есть теперь уже Лариса Александровна, как и планировалось, уважаемый человек, закончила обход раньше всех и, тщательно намылив руки после неизбежных прикосновений к больным во время осмотра, брезгливо оттерла невидимые следы неприятных контактов, смыла спиртом с гулкого круга фонендоскопа оттиски чужой потной кожи. Покончив с ежедневной тягостной повинностью, с облегчением села за стол у окна в ординаторской, но, взяв авторучку, задумалась. Все складывалось не так, как хотелось. И в работе, и на личном фронте. Что касается врачебной деятельности, надо было просто набраться терпения, стиснуть зубы и пройти обязательную интернатуру. А там можно будет и настоящей карьерой заняться.

Наивные мечты о безмятежной жизни в физиотерапии она давно отмела как бесперспективные. Само собой, размеренное назначение физиопроцедур не заставило бы чересчур напрягаться, но кому нужны эти копейки? Открывались новые горизонты. Например, косметология, дарующая надежду тем, кто имел претензии к собственной внешности. Недостатка в обеспеченной клиентуре не будет, поэтому смело можно рассчитывать на плодотворную деятельность по облагораживанию облика сограждан и приведению его в соответствие с мировыми стандартами, так кстати доведенными до сведения населения глянцевыми журналами и телепрограммами.

Лариса вздохнула. Сомнения терзали ее: удастся ли найти местечко в косметическом кабинете? Или лучше в клинике. Они в последнее время росли как грибы после дождя. Но придется вложиться, попросить помощи у родителей, чтобы оплатить учебу на хорошей базе. Желательно в центре — Москве или Санкт-Петербурге. Затраты окупятся, причем довольно быстро. Есть над чем подумать во время рутинного прозябания в интернатуре.

Тягостно, конечно, терпеть опостылевшую обстановку стационара. У больных была целая куча недостатков: бесконечное нытье, подогреваемое пристальным вслушиванием в собственные драгоценные ощущения; подробное нудное выспрашивание об анализах, симптомах, диете и сроках долгожданной выписки; постоянные сомнения в правильности назначенного лечения; поиски спасительной панацеи в рецептах популярных изданий, словно они что-нибудь смыслили в этом деле. А главное — тошнотворно-удушающее зловоние, сплетенное из запахов лекарств, моющих средств и больных тел, особенно старческих, неухоженных. Перед тем как войти в палату, Лариса делала глубокий вдох и во время стремительного осмотра старалась дышать пореже, торопясь побыстрее выскочить и добежать до открытого окна.

То ли дело ее будущие пациенты — холеные, душистые, уверенные, вращающиеся в правильных кругах. Вовлечение в их орбиту, несомненно, откроет захватывающие возможности обрасти полезными связями. Надо только немного потерпеть — и все наладится.

Хотя терпеть было трудно. Сегодняшнее происшествие кого угодно могло бы вывести из равновесия. Поступила бабка с подозрением на инсульт, что при ее застарелом сахарном диабете было вполне ожидаемым — сосуды-то совсем ни к черту, хрупкие, размытые постоянными скачками уровня глюкозы в крови. Лариса и пошла, как полагается, до прихода палатного врача, въедливого Николая Владимировича, собрать анамнез. И обратилась к ней старательно вежливо, мол, что вас беспокоит, бабуля? А та как взъерепенилась ни с того ни с сего, даром что лежать бы ей при ее-то диагнозе смирным солдатиком. И вылепила эдак свысока, тоном вдовствующей герцогини, что никакая она, дескать, не бабуля, и не будет ли так угодно уважаемому доктору взглянуть в историю болезни, поинтересоваться ее именем-отчеством. Капризная оказалась старушенция, обиделась неизвестно на что и даже принялась, несмотря на головокружение, собирать свои дряхлые пожитки с тумбочки, приговаривая, что ни одной минуты в этом хамском вертепе не останется. Лариса испугалась, конечно. Черт знает, что в инсультную голову втемяшилось, еще нажалуется заведующему отделением, потом не оправдаешься. И было бы из-за чего беситься, подумаешь: «бабуля» ей сказали! Очень даже ласково. Пришлось бежать за Николаем Владимировичем и сознаваться, что вновь поступившая Полетаева неадекватна и собирается сбежать домой.

Доктор пошел в палату и все уладил. Ему не лень с каждой никчемной бабкой по три часа возиться, выспрашивать да уговаривать, рассказывать про лечение так подробно, словно он придворный лекарь их императорского высочества. Да еще и повторять по триста раз одно и то же, и не только больным, но и их бестолковым кудахтающим родственникам. И как ему только не надоедает изо дня в день вот уже тридцать лет одно и то же? И, несмотря на его занудство, больные со всего города стараются к нему попасть, любыми путями просачиваются. А он никому не отказывает.