И Закира схватилась за сердце. («Валидол у тебя где?» – испугалась Люся.)
– Тут – конечно, все, – бормотал Кеша, щёлкая выключателями и критически поглядывая на лампочки. – Всем темно, когда лампы на шестьдесят... Сюда прожектор надо – и безо всяких «боков»!
Дня через четыре была у бабушки лампа «с боками» – огромная, закрытая со всех четырёх сторон металлическими листами. С четырёх сторон – и сверху. Беда только, что эта конструкция сильно грелась. Но была зима, так что... бедой решили не считать. Поначалу. А потом, когда стало ясно, насколько этот куб прогревает комнату, оставалось счесть удачей. Побочной, так сказать. Главная-то удача была в том, что Закира перестала слепнуть. Да. Перестала. Что это было? Совпадение? Самовнушение? Или бабушка показала свету, как не нужно уходить? Оставаться внутри, а не убегать «туда, туда!»?
– Но почему опять Кеша? – не успокоилась Яна.
Люся не ответила. Не обратила ни малейшего внимания. Она спросила:
– Вот ты – боялась темноты, когда была в том доме?
– Нет, но я другого...
– Подумай!
– Так вы... поэтому повели меня туда?!
– Долго-долго-долго сидела я в темноте... – прогудела Люся. – Ну не боюсь я её, хоть ты тресни!
– А я другого боялась: что вы не придёте.
– Да? А я – что вы! Такие мрачные картины наплывали, что я даже свечку зажгла! Чтобы отвлечься...
– Но искать нас не пошли.
Люся покривилась, как будто её укололи.
– Ты умничка, Яна. Ты... золотко. Но не становись злюкой... Мне трудно это объяснить. Я сожалела, волновалась, представляла чёрт-те что – но знала, что вы придёте, понимаешь?
– А будет ли Гоша дураком – не знаете...
– Нет, – нисколько не рассердилась Люся, – не знаю. Зато с темнотой этой чёртовой начинаю разбираться. Закира не про дом говорила. «Тут» – это не дом...
В палату громко постучались.
– Всегда пожалуйста, навеки открыто! – раздражённо крикнула Люся. А Яне, тихонько: «Почему да почему... Кеша – Гошин папа, вот почему!»...
25.
В дверях мялись Колмановская и Алина. Колмановская держала за хвосты «муляжи» крысят.
– В общем, это, – громко сказала Колмановская, помахивая крысятами, – вот! – И она положила крысят на пол.
Алина с насмешливой улыбкой уставилась на Трапецию.
– Можно? – двинулась она к клетке.
– Нет, – спокойно сказала Яна, не глядя на Алину. – Вы извиняться пришли? – обратилась она к Колмановской. Тоже спокойно. Даже слишком. Даже, пожалуй, как-то свысока получилось.
Но Колмановская не запротестовала, а быстренько ответила:
– Она извиниться хочет. Я-то что... Захарченко её заставляет!