Анизотропное шоссе. Путеводитель по дорогам, которые выбирают

Я двигался к месту своего назначения, и подобные мысли привычно мелькали в голове, как дорожные знаки, когда из леса на обочину шоссе вышли двое, и один из них, в длинном черном плаще с накинутым от моросящего дождя капюшоном, поднял руку, голосуя проносящимся мимо машинам. Разглядеть их лиц в близких сумерках было невозможно, но нечто в их фигурах мне понравилось. Основательность, что ли. А может спокойствие, с каким они воспринимали тот факт, что возвращающиеся с дач автомобили не имели свободных мест для еще двоих.

У меня места имелись. Зойка решила поехать в город с утра на электричке, дачного барахла оказалось не много, поэтому я съехал на обочину чуть впереди голосующих и подождал, пока они подхватят ведра и лукошки и столь же основательно и спокойно подойдут к машине.

Тот, который был в накинутом капюшоне, приоткрыл дверцу, просунулся внутрь и спросил:

— Извините, товарищ, до развилки не подбросите?

— Забирайтесь, — кивнул я, — один вперед, другой назад, только барахло там подвиньте.

— Благодетель! — На заднее сидение втиснулся толстячок в клетчатой кепке. Капли дождя стекали по щетинистым щекам. — Я же говорил, Григорий, дальше надо выходить, дальше! Кстати, Панкрат, — и он сунул мне пухлую ладошку, у которой оказалось на удивление крепкое рукопожатие.

— Кстати, Григорий, — сказал севший рядом со мной Григорий, в отличие от своего товарища худощавый, черноглазый и горбоносый. Ни дать, ни взять — гость с юга. — В следующий раз сам будешь за маршрутом следить, — обернулся он к Панкрату.

— Я не могу следить за маршрутом, когда собираю грибы, — возразил сзади Панкрат и просунул между нами огромную корзину, набитую грибами с редкими вкраплениями жухлой листвы. — Я увлекаюсь. И вообще, если бы не я, таких красавцев тебе ни в жизнь не найти.

— Кстати, Дима, — сообщил я попутчикам и тронул автомобиль. Старенькая «Волга», ГАЗ-21, наследие отца, реанимированное неимоверными усилиями всего нашего гаражного кооператива, недовольно урча от прибавки груза вновь покатила по шоссе. — И, кстати, что за развилку вы имели в виду?

— Очень приятно, Дима, — сказал Григорий. — Тут недалеко, я покажу. Не хотелось вас беспокоить, честное слово. Но так получилось — мы не одни в лес выехали, а всей лабораторией, на автобусе. Там, наверное, уже собрались, только нас ждут. Если бы не Панкрат…

— Если бы не Панкрат, ты бы только мухоморов насобирал, — пробурчал толстячок. — Тебя весь научный коллектив поднял бы на смех.

— Научный коллектив, товарищ Панкрат, отличается особой тактичностью, — хладнокровно сообщил Григорий. — Главное в тихой охоте — не результат, а участие.

— Вот и славно. Значит, грибы я беру себе.

— Если они беспокоятся, можно позвонить, — прервал я пикировку новых попутчиков. — У вас есть телефон?

— Хм… — Григорий посмотрел на меня, потом повернулся к Панкрату, будто собираясь что-то спросить у того. Но толстячок воскликнул:

— Даже и не спрашивай!

— Нет, позвонить мы не можем, — Григорий сел ровно. — Наверное, это было бы любопытно. Лес, бездорожье и телефонная будка. И звонок, — он хмыкнул, покопался в кармане, но вместо ожидаемого мною мобильника достал пачку сигарет.

— И мне, — толстячок подался вперед, протянул руку. Григорий вложил в страждующую пятерню сигарету.

— Будете дымить, Дмитрий?

Спрашивать меня можно ли курить Григорию в голову не пришло. Будь здесь Зойка, она бы немедленно вспыхнула от подобной бесцеремонности и прочла большую лекцию о вреде пассивного курения и о том, как капля никотина убивает не только ни в чем не повинную лошадь, но и начисто отбивает у курящего заботу о ближнем и чувство такта.

— Нет, не курю, — сказал я, но попутчики намека не поняли и с видимым наслаждением закурили, приоткрыв окна.

— Вот так, дышишь, дышишь лесной свежестью и до того надышишься, голова болеть начинает, — сказал Григорий.

— Ничего, завтра пройдет, — хихикнул Панкрат. — Вы все сроки нарушили, Зевс рвет и мечет. Молнии. И в каждой молнии — крик души: доколе?

— Дотоле, — Григорий положил пачку сигарет на приборную панель. — На то он и Зевс — рвать и метать. Но пока аппаратура не даст гарантированно заданную точность, акт не подпишу.

— Подпишешь, — сказал Панкрат. — Шеф заставит. А потом будете еще полгода по башне Цандера вверх и вниз кататься, отлаживать калибровку.

У меня возникло странное ощущение. Я не понимал о чем они говорили, хотя можно предположить речь шла о какой-то исследовательской лаборатории, близкой сдаче важного проекта и связанными с этими треволнениями. Обычное дело. Но нечто в их разговоре царапало, беспокоило, раздражало.

— Вы простите нас, мы о своем, — вдруг сказал Панкрат, словно почувствовав мое состояние. — Но тут такое дело, понимаете?

— Понимаю, — согласился я. — Наука. Такое дело.

— А вы, простите, по какой части? — поинтересовался Григорий.

— По банковской, — сказал я. — Считаю деньги и, по большей части, не свои.

— В сберкассе, значит, работаете, — протянул Панкрат, как мне показалось с искренним сочувствием. — Счеты, железный «Феликс», нарукавники.