Между строк заметим, что предположение насчет беременности оказалось правдой. В 1821 г. у Анны Петровны родилась вторая дочь, «рыжая и хорошенькая», которую назвали так же, как и мать. Не исключено, что Керн дала второй дочери собственное имя, чтобы пробудить в своей душе теплые чувства к ребенку. Увы, это средство не подействовало. «Господь прогневался на меня, и я осуждена вновь стать матерью, не испытывая при этом ни радости, ни материнских чувств», – пишет Анна. И признается своей задушевной подруге: «Даже моя дочка не так дорога мне, как вы. И мне нисколько этого не стыдно, ведь сердцу не прикажешь, но все же я должна вам это сказать: будь это дитя от… оно бы мне дороже было собственной жизни, и теперешнее мое состояние доставляло бы мне неземную радость, когда бы… но до радости мне далеко – в моем сердце ад…»
Отчаяние Анны росло день ото дня. «Дитя мое не может меня утешить, и я в отчаянии, что оно постоянно видит меня с глазами, полными слез…» Единственное, что скрашивало ее жизнь, – это чтение. «Я по-прежнему много читаю, – что бы я без этого стала делать! Читаю романы, дабы развеяться. Что бы ни говорили против такого рода чтения, я считаю, что ничто не может лучше успокоить мои страдания». И конечно, Анну поддерживала переписка с родными. Только с некоторыми близкими людьми она могла поделиться тем, что творилось у нее на душе.
«Кто после этого решится утверждать, будто счастье в супружестве возможно и без глубокой привязанности к своему избраннику? Одни только бесчувственные, холодные, глупые женщины, кои от рождения обречены никогда не узнать, как сладостно любить и быть любимой, могут в подобном положении не чувствовать себя безмерно несчастными. А если говорить обо мне, до коей косвенно касаются все эти споры, то вы хорошо знаете, что я отнюдь не принадлежу к их числу; вам известна моя душа – пылкая и любящая до самой крайней степени. Уж не знаю, к счастью или несчастью создал ее такою бог, должно быть, к вечному моему несчастью – и, однако, я не променяла бы ее на другую. Страдания мои ужасны».