Аномалия

Я бежал по лоскутному морю через мглу, спотыкался, падал, вставал и снова бежал, бежал, бежал. Лёгкие горели, сердце бешено стучало в груди. Один раз я чуть не налетел на столб, лишь в последний момент оттолкнувшись от него руками и увернувшись. На ладонях остались глубокие порезы от острых краёв породы, но я их не замечал и продолжал бежать. Время замедлялось, когда я замедлялся, не в силах поддерживать выбранный темп, и ускорялось, когда после нескольких глубоких вдохов я снова бросался наперегонки со своей несуществующей здесь тенью.

На школьных соревнованиях я всегда был номером один. Спорт давался мне легко, и друзья, для которых бег на средние и длинные дистанции представлял собой род средневековой пытки, откровенно мне завидовали. Сам я простой бег не любил: не было в нём того накала эмоций, тех молниеносных изменений и разнообразной тактики, как в командных видах. К тому же он не мог удовлетворить мою страсть к мячам. Больше всего мне хотелось заниматься гандболом. В этом спорте всё было для меня, и само течение, ритм, пульс матчей звучали в унисон с внутренними ритмами моего тела. К несчастью, школьная команда по гандболу никуда не годилась. Иногда мы выигрывали, но тащить матчи в одиночку, тем более, когда соперник прекрасно знает, на кого играет вся семёрка, и так и норовит «вырубить» тебя подлым приёмом – дело обречённое. Продолжил ли я играть, поступив в университет? Я не помнил…

Задыхаясь, я повалился на лоскутный ковёр. Кровь шумела в голове, глаза закрывались, земля подо мной раскачивалась, и требовались большие усилия, чтобы свет не сменился темнотой, чтобы сознание не покинуло меня.

Лежал я так, должно быть, четверть часа. Затем медленно перевернулся на бок. Из ран на ладонях натекла кровь. Ею было запачкано всё: одежда, серые лоскуты, лицо. Раны жгли, хотелось сунуть их во что-то холодное; хотелось пить. Нужна была вода. Рюкзак я оставил там, откуда начался мой бессмысленный марафон. Возвращаться за ним – значит, признаться в слабости, не возвращаться – в глупости. Я закашлялся и снова лёг на спину. Свод подземелья имел здесь упорядоченную структуру: столбы стояли рядами, образуя что-то вроде лучей огромной звезды, ветви отходили от них симметрично, делились на всё более и более тонкие отростки. И в центре этой пятилучевой конструкции находилось моё измученное тело. Вокруг лежали белые шары, много белых шаров. Как мелки на сером асфальте. «Ими можно рисовать по асфальту? Надо взять один, когда пойду домой…» Глаза сами собой закрывались, мысли становились беспорядочными. Огромные тени скользили в пространстве вокруг меня одна за другой, серые тени серого подземелья. Когда они перемещались, то вызывали лёгкое движение застоявшегося, густого воздуха; это движение холодило лицо и руки. Не останавливайтесь. Только не останавливайтесь… Мне нужен этот ветер! Пусть он станет ураганом, налетает на меня порывами и лучше с дождём!

Я открыл глаза. Прямо надо мной пронеслось огромное, чёрное, похожее на ската тело незнакомого животного. Страх перед неизвестным, страх перед движением, хищником, первобытное желание выжить внезапно одержали во мне победу, рука схватила ближайший белый шар. Привстав на одно колено, я подождал, когда скат развернётся, и метнул снаряд ему навстречу. Животное, испуганное возникшим прямо перед ним и кричащим сотней голосов лицом-призраком, бросилось в сторону. Призрак распался на иглы, которые парили теперь в воздухе, поворачиваясь вслед ускользающей мишени. Что они медлят?!