Аномалия

Справа от медведеподобной фигуры, вопреки нашим ожиданиям, не было рисунков животных: вместо них стену украшали отпечатки ладоней – черные, коричневые и белые. Судя по тому, что художники оставляли след левой ладони, я предположил, что они были правшами, хотя один отпечаток правой я все-таки заметил.

– Это люди, – сказал я. – Животных рисовали, а людей обозначали отпечатками рук. Может, так они пытались сообщить миру: «Мы – другие. Мы отличаемся от зверей, поскольку умеем рисовать. И мы создали это место и все, что в нем есть». Меня другой вопрос интересует: когда именно все это происходило?

Изображения Ласко датируют пятнадцатым тысячелетием до нашей эры, однако это не самый древний памятник наскальной живописи: помимо других пещер, рисунки в которых относятся к раннему палеолиту и в два раза старше, обнаружены также и подземные локации с более примитивными изображениями, выполненными сто семьдесят тысяч лет назад.

– Но один человек тут все-таки есть, – заметил Кен. – Настоящий великан.

Едва я повернулся, чтобы тоже взглянуть на рисунок, как вдруг свет фонарика резко потускнел, окрасив стену в грязно-желтый цвет, и задрожал.

А потом погас.

Из архивов Нолана Мура. Наскальная живопись в пещере Ласко

Глава 31

Я несколько раз щелкнул кнопкой, выключая и включая фонарик, но результатом были лишь еще одна порция угасающего света, мерцание, а затем, когда батарейки сели окончательно, снова наступила темнота.

– Волшебно, – сказал Кен.

– У кого-нибудь есть запасной фонарик или телефон?

– Нет, – бесцветным голосом ответила Молли.

Я все ждал, когда глаза привыкнут к темноте, но вскоре понял, какой я идиот. Здесь ведь нет света. Вообще. Здесь с самого начала времен царит тьма. И все, что способны видеть глаза, – это цветные точки, которые порождает мозг в попытках хоть что-то различить в этой угольной черноте.

– Так, – произнес я. – Ладно. Это… это, конечно, не очень весело, но ведь могло быть и хуже.

– Я с большим нетерпением жду продолжения, Нолан. Ну же, развивай свою мысль.

– По крайней мере, мы знаем дорогу назад.

– Вот дерьмо! – внезапно и очень громко воскликнула Молли. – Мы в полной жопе!

Мне еще не доводилось слышать, как наша Молли бранится. Ее слова гулким эхом прокатились по пещере, и все снова стихло.

– Ничего, солнышко, – успокоил ее Кен. – Нолан прав. Мы вернемся по собственным следам, это несложно.

Я вытянул руку и, нащупав в темноте плечо Молли, легонько его сжал. Бедняжку трясло.

– Ну же, Молл. Все будет хорошо.

Она молчала.

– Нолан, – решительно заявил Кен, – ты идешь первым. Молл, вставай за ним и хватайся за это недоразумение, что на нем надето. Кстати, Нолан, а я говорил, что ты в этой рубахе похож на Гамлета в исполнении актера драмкружка? А еще на официанта из гей-ресторана восьмидесятых?

– Неоднократно. Однажды ты мне даже письмо по электронной почте отправил.

– Да что ты? А я и не помню.

– Вероятно, ты был в стельку пьян. Даже собственное имя с ошибками написал.

– А мне нравится эта рубашка, – тихонько сказала Молли.

– Понял? Так-то, – поддразнил я Кена, испытывая неимоверное облегчение. Нашим маленьким представлением мы добились желаемой цели. То есть я предполагал, что именно с целью успокоить Молли Кен и начал эту перепалку, хотя вполне могло статься, что ему просто захотелось лишний раз поиздеваться над моим нарядом. – Вот за нее, Молл, и хватайся.

– И не паникуй, если вдруг почувствуешь на плече чью-то руку, – добавил Кен. – Это моя.

Мы выстроились друг за другом и приготовились идти.

Первым делом я перешел на противоположную сторону: поскольку придется держаться за стену, то лучше за ту, на которой нет бесценных росписей. Двигался я определенным образом: медленно, в одном и том же темпе, слегка согнув колени; я выносил одну ногу вперед, проводил пяткой по земле, прощупывая неровности, а потом опускал носок и повторял то же самое второй ногой. Сначала я даже не отдавал себе отчета в том, что двигаюсь как-то по-особенному, – это получилось само собой. А потом кое-что вспомнил: однажды Кристи подарила мне на день рождения двухмесячный абонемент на занятия боевым искусством тайчи с индивидуальным инструктором. Зачем она это сделала – понятия не имею, сам я к подобным практикам никогда не проявлял интереса, – однако мне понравилось. И хотя самостоятельно, в перерывах между уроками, я почти не занимался, моя походка и движения изменились. И вот теперь, десять лет спустя, эти навыки дали о себе знать: я крался глубоко под землей, в полной темноте, ловко минуя препятствия, словно какой-нибудь ниндзя.

Какое счастье, что Кен этого не видел.

На то, чтобы вернуться к входу в пещеру, нам потребовалось десять минут. За это время Кен дважды ругнулся – предположительно, ушиб большой палец, поставив ногу не туда. Молли не проронила ни слова, но и хватку не ослабляла. Наконец я почувствовал, что стена стала более шершавой. Продолжая держаться за нее левой рукой, я начал шарить в воздухе правой, стараясь нащупать заднюю стену. Когда это произошло, я остановился.