Аномальные истории

Загрустил чёрный заместитель, поник головой и молча покинул воинскую часть. Говорят, его видели по направлению к западной государственной границе — ну и правильно: пусть изводит тамошних аборигенов.

— Ну ты, Комбат, даёшь, а вот моя история — чистая правда! — Крон дождался, пока всё успокоиться и продолжил повествование, сдабривая сказанное умеренной жестикуляцией. — Знаете, кто такой чёрный спелеолог? — Не знаете: это шахтёр, после смены поднимающийся на поверхность. После того, как смех утих, Крон добавил:

— Есть у меня одна знакомая, коллега по работе — сама родом из Мариуполя. Каждое, или почти каждое лето, она с дочерью наведывается на родину к родственникам — но это неважно. Возвращаются они назад, через Донецкий угольный бассейн, и где — то

в этом районе, в поезд всегда подсаживается транзитная группа

шахтёров, разъезжающихся по домам. Она всегда причитает:

— Только не к нам! Только не к нам!

— Почему? — Пифагор так никогда не ездил, и понятия не имел о неудобствах, связанных с подсадными утками.

— От них за версту разит рукописным изданием.

Дед облизнулся и мечтательно уточнил:

— Самогоном, что ли?

— Так точно-с! — ответ утвердительный, — у каждого в руке бутылка горилки, собственного производства и огромный шмат сала. Естественно, что такое родство угля и пота, зафиксированное гремучей смесью самопала, переложенного свиным жиром — создаёт неповторимый аромат. Почтальон усмехнулся и налил в кружку чая, воспользовавшись классическим ситечком, неизвестно, кем принесённое:

— Если так, то чёрных пруд пруди — начиная с художников, с их, непонятно кому нужной геометрией. Снобы! Вот ситечко — вещь нужная. Когда были подростками, «волжанку» выпускали такого качества, что мы её через марлю процеживали. Этот эпизод имел место, всего один раз, но воспоминания на всю жизнь остались. Вино тогда так и называли — «с мясом».

— На одной стройке «чёрного прораба» искали, то есть виновного, — Бармалей налил себе чая, — а предыстория такова: дом строили для военных, и все квартиры были заранее распределены, ещё на первой фазе строительства — при закладке фундамента. Дом кирпичный. И вот, один за другим, люди в мундирах стали наведываться на судьбоносную, для них, стройку. Осматривая свои будущие хоромы, то один, то другой, обращались к рабочим с просьбой добавить парочку кирпичиков, для большей высоты потолка. В фуфайках — люди добрые, да и позолоченные кителя грозно позвякивали орденами и медалями, так что отказать не было никакой возможности. С лестничными пролётами на цементном заводе, как раз была заминка, и обходились без них, но когда их всё-таки привезли, вот тут и начался банальный мат с элементами пантомимы. Сколько лишних кирпичей извели до того, и сколько после, вместе с незапланированным цементом, этого, наверное, и бухгалтерия не знает.

— Прощайте, Канарские острова — помашите начальнику стройки ручкой, — Сутулый сплюнул. — Не могут в России без маразма, что тогда говорить о порядке. Умом нас не понять — а нечего и понимать. Инструкции, писанные даже кровью, неизвестно для кого. Один мужик вспоминал, как он в немецком концлагере сидел: начали их морить потихоньку, полегоньку, с чисто германской пунктуальностью. Подводят толпу к газовым камерам и запускают партиями, строго по инструкции — двести человек, а я, говорит, двести

первым оказался. Так и остался снаружи. И тут у фашистов газ

закончился, «Циклон Б», кажется.

— Да, наши бы и этого запихнули, и ещё двести утрамбовали, -

Бульдозер поковырял в зубах спичкой, поглядел на темнеющее небо и предложил, — споём, что ли?

— Чего? — скосил на него взгляд Пифагор. — Во-первых, тебе и одному в камере места мало будет, а во-вторых, чего петь — частушки, про пивные кружки?

— Про вихри враждебные, которые веют над нами.

Пифагор криво усмехнулся и выругался, но резюмировал, довольно спокойно:

— Они уже давно кружатся! Так давно, что народ, не просто привык, а настолько с ними сроднился, что если они исчезнут, то ему их будет не хватать. Как стимула для внутренней борьбы, да и внешней то же. Захиреет человек, зажиреет — как на противоположном континенте.

— У нас слишком много сражений — хватит ли сил? — возразил Кащей. — Все разговоры о том, что русский мужик всё вынесет, не более чем уход от проблемы. После Африки — мы, по продолжительности жизни, ниже всех будем, скорее всего. Не любят богатые своих детей: вот сменятся поколения, наши вымрут, как мамонты — останутся только дети буржуев. Тогда и повторится всё сначала. Потом они будут друг друга зубами рвать — всё равно больше некого. Недальновидно.

— Да ну их, всех! — Комбат то же выругался. — Что вам, говорить больше не о чем?

И наступила тишина, во время которой, по народному преданию, рождаются представители внутренних органов — затяжная, переходящая в меланхолию. Каждый обдумывал что-то своё, сокровенное. Это не выносится на всеобщее обсуждение, как бы не подмывало, об этом поделиться.

История пятая

Рождённый в аномалии

Доцент первым вышел из анабиоза: