— Ты такая милая, когда смущаешься. Но, поздно скрываться, — кивнул я на одеяло. — Все прекрасные изгибы твоего тела навсегда запечатлены в моей памяти.
Соня смешно дёрнула носиком и нахмурила бровки. Затем робко улыбнулась и покачала головой:
— Какой же вы наглый, Аскольд Андреевич.
— И в чем моя наглость заключается? — я изумлённо хлопнул глазами. — В том, что говорю комплименты своей обворожительной жене?
Несколько секунд она смотрела на меня растеряно.
— Аскольд… я ведь правда теперь твоя… жена? — осторожно спросила она.
— Истинная правда. Первая и единственная жена. Теперь ты до конца жизни от меня не отвертишься, Соня.
— Будто я собиралась, — хмыкнула она. Её взгляд скользнул по крохотному алому пятну на простыне, и Соня добавила: — Моя жизнь принадлежит тебе и нашему роду.
Я тяжело вздохнул и покачал головой.
— А попроще можно?
Соня хмыкнула и добродушно улыбнулась:
— Наверно именно поэтому я и стала твоей женой.
— Почему же? — я изобразил недоумение.
— Мне легко с тобой, Аскольд.
— Только поэтому?
— Чемпион империи и младший великий княжич Тверской напрашивается на комплимент? Ну надо же, — улыбнулась она и, всё так же обернувшись в одеяло, слезла с кровати и направилась в ванную. У самой двери она остановилась и посмотрела на меня через плечо. Её глаза решительно сверкнули. — Не только из-за этого, Аскольд. Просто я люблю тебя.
Даже при сумеречном освещении одной лампы я видел, как покраснели её щёчки. Договорив, она юркнула в ванну и закрылась на замок.
Улыбаясь до ушей, я потянулся на кровати.
Как же я счастлив… Даже не могу вспомнить, был ли я так счастлив когда-нибудь раньше.
Сейчас всё на своих местах…
Но не время разлёживаться, нужно молодую жену покормить. Она ведь ещё до конца не восстановилась от ран, а я…
Я оделся и выглянул в коридор.
Ай-да Григорий! Смог служанку Троекуровых уговорить не маячить под дверью — коридор пуст. Хм, если учесть поведение этой служанки, сдаётся мне, в её обязанности не входит присматривать за моральным обликом госпожи. Скорее наоборот, поспособствовать моему и Сониному сближению.
А я всегда знал, что Троекуровы будут рады нашему браку.
Вот только теперь мне любопытно, что именно ими движет. И сколько человек из семьи князя Выборгского знают об истинном происхождении Сони.
Вернувшись в комнату, я позвонил Григорию. Уверен, я разбудил старика, хотя он и не подал виду. Голос моего камердинера звучал так, будто Григорий с максимальным зарядом бодрости только и ждал возможности ответить на звонок своего господина.
Спустя двенадцать минут открылась дверь ванной, и я увидел Соню в белоснежном махровом халате. Её красивые длинные волосы цвета воронова крыла были перекинуты через плечо.
Она одарила меня горячим взглядом.
— Гляжу, ты позаботился об ужине, муж мой? — проворковала она.
И смутившись, отвернулась.
— Не только об ужине, но и постель перестелил и переоделся, как видишь, — сделав вид, что не обратил внимания на её смущение, проговорил я. Я облачился в такой же белый халат, что был на Софье, его принёс Григорий.
Я подошёл к Соне и, взяв её за руку, проводил к столу и усадил на стул.
Сам сел напротив и разлил вино по бокалам.
— За наше с тобой воссоединение! — произнёс я и поднял свой бокал.
— И за свадьбу, — наставительно подняла она указательный палец.
— И за свадьбу, — с улыбкой согласился я.
Зазвенели бокалы, и мы сделали по глотку вина.
— Я подарю тебе кольцо, обещаю, — улыбнулась Соня, заметив, что я смотрю на указательный палец её правой руки.
Ещё когда мы лежали на кровати, она, думая, что я сплю, достала из тумбочки коробку и надела подаренное мной кольцо.
— Подаришь, я не сомневаюсь. Как тебе этот тыквенный суп, дорогая?
— Выше всяких похвал, дорогой, — поддержала она мою игру.
Мы весело рассмеялись.
А затем три минуты ели молча. Обстановка стала немного давящей.
— Знаешь, такие ночные походы за едой мои братья-Сидоровы называют «ночной дожор», — проговорил я, вновь разливая вино по бокалам.
— Очень меткое описание, — улыбнулась Соня, взяв бокал. На четыре секунды она задумалась, а затем тихо произнесла: — М-м-м… Давай за то, чтобы у нас и у наших близких всё было хорошо? За светлое… будущее.
— Прекрасный тост, — отозвался я.
Мы снова выпили. Соня посмотрела на постель и смущённо улыбнулась. Но когда вновь повернулась ко мне, взгляд её стал… грустным? Печальным?
Я потянулся к своей жене и накрыл её ручку, лежащую на столе, своей ладонью.
— Что-то не так? — участливо спросил я.