Аншлаг в Кремле. Свободных президентских мест нет

А что, собственно, случилось? Ничего особенного, очередной рецидив реформ. Если СМИ — товар, то тот, кто платит, тот заказывает музыку. Это во-первых. А во-вторых, происходящее есть будничные похороны общественного мнения. Власть всегда раздраженно косилась на его проявления. Нынешняя государственная машина его попросту перечеркнула. Допустим, в 2004 году это могло выглядеть так: «Независимая газета» опубликовала критический материал в адрес федеральной власти. Как реагирует на это власть? Очень просто. Она вопрошает:

— В какой газете прошел материал?

— В «Независимой газете».

— Ах в «Независимой»… — оживляется власть. — Кто у нее владелец? Борис Березовский. Прекрасно. Кто считает, что Борис Березовский является выразителем общественного мнения, поднимите руки. Ах, таких нет? Тогда записываем: «Независимая газета» общественного мнения не выражает. Так что вы вправе писать и говорить о нас, что угодно. А мы вправе плевать на то, что вы пишете и говорите о нас. Почему? Потому, что у нас с вами свобода слова!

Ныне, в условиях российского рынка, мы переживаем трансформацию идей свободы. Что первично: свобода слова или свобода собственности? Если первична собственность, недалек день, когда собственник или группа собственников «отлоббирует» Государственную Думу и добьется ее коррумпированности. Закон утверждает приоритеты собственника, а это значит общественное мнение, как независимый голос общества, перестает существовать.

Подобный результат был очевиден. Проект закона о СМИ в Думу вносил так называемый Индустриальный комитет, созданный теперь уже бывшим министром печати и средств массовой информации Михаилом Лесиным. Он, будучи сам значимым бизнесменом, владельцем крупнейшего рекламного агентства — монополиста «Видео Интернэшнл» (что не помешало ему почти 15 лет находиться на государевой службе, в том числе и в Администрации президента РФ) создал совет не из редакторов, а из собственников СМИ. И потому в Законе о СМИ была попытка свободу собственности считать приоритетной по отношению к свободе слова.

Я, являясь членом этого комитета, считал изменение приоритетности в пользу собственника, ошибочным. И предупредил членов комитета об этом. В такой трактовке Закон невыгоден всем. Пройдет немного времени, сказал я, и крупный собственник начнет подавлять менее значимого. И тогда подавляемый непременно завопит: «А где же свобода слова?» И мы снова вернемся к закону о свободе СМИ.

Все-таки попытаемся понять, зачем, почему и отчего Путин недолюбливает журналистов, как класс, как социальную группу. Он вынужден с ними считаться, их терпеть — это правда. И даже проводить масштабные пресс-конференции. На их подготовку (составление вопросов, выбор лиц, кто тот или иной вопрос задаст, территорий, откуда будут прямые включения, на написание текстов ответов так, чтобы общение имело пристойную форму импровизации) уходят не меньше двух месяцев работы, в которую включены тысячи людей, административный и, конечно же, значительный финансовый ресурс. К тому же, по ходу дела тщательно и заблаговременно выбирается какой-то регион, которому по итогам таких пресс-общений Президент чем-то мог бы помочь лично. Например, отправить в школу 20–30 компьютеров. Поэтому эти пресс-конференции достаточно успешны. Но простые, не обласканные властью журналисты, особенно международные и, как правило, на зарубежных «выездах» Путина чувст-вуют его нелюбовь к своему сословию и улавливают выпады в свой адрес. Путин делает вид, что он шутит с «этой братией», но на самом деле прозрачность очевидна: ему трудно скрыть свою неприязнь к журналистскому цеху.

Где-то в самом начале его президентства это откровенно проявилось в беседе Владимира Путина с Сергеем Доренко в далеком 2001 году.

Путин прекрасно сыграл в том давнем диалоге с «дорогим» журналистом.

Вообще, встречи такого рода один на один с журналистом, редактором, руководителем телекомпании в практике Путина достаточно редки. Инициатива подобных встреч принадлежит окружению Путина из числа кремлевской Администрации. Разговора, как такового, и не было. Говорил практически один Путин. И обронил фразу, давая понять, что «дорогой» Доренко при определенных обстоятельствах может быть полезен и власти. Он сказал:

— Вам же все равно, от кого получать деньги.

И попал в точку. Потом Доренко возмущался, представляя себя глубоко оскорбленным этим разговором, обвинял Путина в цинизме. И весь взрыв негодования объяснялся очень просто — Путин был прав: Доренко выполняя заказы Бориса Березовского, и доказал, что продажности журналиста нет предела. Самое досадное в другом — в словах «раннего Путина» была оценка не только Сергея Доренко, но и всего журналистского цеха. Что ж, на общем подиуме продажности журналисты оказались не первыми, но, увы, и не последними. Это не только констатация реальности, но и проявление ментальности «чекистов», для которых, как я уже сказал, было противоестественно любить журналистов, писателей, актеров, ученых.