Антарктическая одиссея (Северная партия экспедиции Р. Скотта)

Сознание того, что мы быстро продвигаемся вперёд, окрашивало в розовые тона даже трудный весенний поход, и всю его первую часть нас не покидало хорошее настроение: мы в упряжи, идём вперёд — чего же ещё желать! Через полчаса после старта, разогревшись, партия обычно останавливалась на пять минут, чтобы освободиться от лишней одежды, с которой никто не торопился расставаться при выходе, когда ветер ещё ощущался слишком сильно. Эти вещи, которые сбрасывают с себя на ходу и кидают на сани, теряются чаще всего. Кемпбелл в одном из походов лишился таким образом ветрозащитной куртки и три-четыре часа в ожидании приближающегося ветра чувствовал себя весьма неуютно. Наученные горьким опытом, мы прикалывали к свитеру с десяток английских булавок и, снимая с себя почему-либо различные предметы одежды, пришпиливали к главной санной постромке.

Шли мы всегда налегке, вещевые мешки нас не обременяли, хотя в них лежало всё необходимое на любую погоду. Все девять недель, что я провёл весной в походах, самой тёплой частью моего костюма было шерстяное егеровское[75]

бельё. На него я надевал рубашку из тёмно-синей шерсти или синий рыбацкий свитер. Для ног было достаточно шерстяных носков и финеско. Завершал моё походное обмундирование ветрозащитный костюм из лёгкого габардина. Брюки плотно обвязывались поверх финеско, куртка находила на штаны, шлем стягивался шнурком под подбородком и защищал шею. На ночь я снимал промёрзший ветрозащитный костюм, натягивал на егеровское бельё шерстяную пижаму и брюки, а поверх — полный костюм из тонкой ветрозащитной ткани.

Девятого сентября мы оставили Левика и Браунинга в лагере у ледника Уорнинг, а сами двинулись на запад. После дня хорошей ходьбы на ночёвку стали на другой стороне залива, под выступом языка, отходящего от ледника Дагдейла. Язык — плавучее продолжение ледника, какие часто встречаются в Антарктике. Ограничивающие его с боков ледяные скалы словно слеплены из гипса. У конца языка лежало несколько тюленей, и у одного я заметил на спине шесть параллельных шрамов дюймов в пятнадцать или даже больше свидетельство того, что он едва не попал на обед к косатке.

На следующий день партия по западному берегу залива устремилась на север. Привал сделали за первым значительным выступом, впоследствии получившим название мыс Пенелопе. Обогнув мыс, мы открыли на северной стороне пещеру, вымытую морем в круто обрывающемся к воде зелёном пласте кварцита, который здесь, как во многих местах Антарктики, образует прибрежные утёсы. Мы провели в пещере Эбби на мысе Пенелопе не одну ночь, и смело могу сказать — такой уютной ночёвки я больше нигде не встречал. Как ни бушует ветер, в пещеру не проникает ни малейшее волнение воздуха, только доносится приглушённый рёв бури, действующий убаюкивающе, да перед входом непрестанно движется завеса снега, выдуваемого вихрями из-за утёса и постепенно образующего у входа сугробы.

До этого времени партия продвигалась вперёд быстрее, чем предполагалось, но бухточка, лежащая перед нами, имела совсем иную поверхность. Раньше мы шли по льду, теперь же нас ожидал снег, сначала глубиной в один фут, затем в два и даже в три [92 см], без наста, рыхлый, мы и сами-то двигались по нему с большим трудом, не говоря уже о тяжёлых санях. Оставалось одно — перетаскивать вещи поочерёдно. "Двухпалубник" разгрузили и разобрали на составные части — "сани на железном ходу" и "старые деревяшки", и началась самая трудная работа, какая только может выпасть на долю партии, которая на себе тащит сани. Переброску грузов по принципу челнока начали в 2.30 дня и к шести вечера, когда стали на ночлег, не одолели и мили [1,6 км].

На следующее утро, 11 сентября, мы поняли, откуда берётся толстый слой рыхлого снега, оказавшийся столь серьёзным препятствием. С наветренной стороны видимость на восток преграждала стена снежных надувов, образованная ветром, который с большой скоростью налетает с юго-юго-востока и проносится мимо входа в залив. Мы же находились в мёртвой зоне, где состояние снежного покрова явственно говорило о том, что ветер не посещал её с момента образования морского льда. По мере того как мы продвигались вдоль берега на север, зона покоя становилась всё более ярко выраженной, и уже не оставалось никаких сомнений в том, что в этот исключительно благодатный уголок никогда не забредают бури, отравлявшие нам существование на мысе Адэр. День за днём продвигаясь вдоль берега, я видел всё ту же непроницаемую снежную стену, тянувшуюся в восточном направлении. Между тем сравнение наших заметок с записями, которые вёл на востоке бухты в период этого и последующего похода Браунинг, убедительно доказывает, что в то самое время, как здесь ни малейшее дуновение ветерка не нарушало постоянной тишины и не тревожило девственной поверхности снега, там с обычным упорством и яростью неистовствовали равноденственные бури.