Антарктида: Четвертый рейх

— Обитель понравилась, однако оставаться еще на сутки я уже вряд ли смогу.

— Выглядите вы не лучшим образом. Поспать не удалось? Очевидно, какое-то время мешал ливень? — осторожно поинтересовался он. — Лично я в ливень уснуть не в состоянии.

— У меня — наоборот, — неохотно возразил Кодар. — Во время дождя мне всегда хорошо спится. Правда, гром несколько раз заставлял просыпаться, но это не в счет. И потом, впереди ведь целая ночь. К тому же — ночь в горах.

— Да, ночь в горах… — мечтательно согласился Микейрос, понимая, что каждый из них вкладывает в эти слова только ему понятный смысл.

Доктору было за сорок. Во всяком случае, об этом свидетельствовали седоватые, гладко зачесанные волосы и короткая, тоже с легкой проседью, шкиперская бородка. Но она же оставалась и единственным признаком зрелости доктора, потому что тело его — мощное, мускулистое, как у хорошо тренированного борца, могло принадлежать и человеку не старше тридцати, и даже юноше. Тем более, что лицо его лишь едва-едва покрылось первыми, почти незаметными морщинками.

— Простите, сеньор Микейрос, что задаю подобный вопрос, — вежливо, почти вкрадчиво заговорил Кодар, дождавшись, пока Оливейра поставит на стол перед ним тарелки с жареной рыбой и рисовым гарниром и выйдет. — Эта сеньора — действительно ваша супруга?

«Ну вот, оказывается, и этому тоже кое-что известно, — усмехнулся про себя Микейрос. — Как и Оранди».

— Большей частью она живет в моем городском доме. Но и там, и здесь исполняет обязанности личного секретаря.

— Секретаря — я верно понял?

— Не пытайтесь казаться бестактным. Иногда она еще и выступает соавтором моих работ. Кстати, по образованию она историк. Кроме того, по собственной инициативе она взяла на себя обязанности горничной и кухарки, однако пошла на этот шаг только потому, что не желает, чтобы в доме находилась еще хотя бы одна женщина…

Услыхав это, Кодар понимающе кивнул, и на лице его вырисовалось нечто похожее на улыбку.

— Не скрою, что как женщина она достаточно привлекательна, — доктор Микейрос сказал эти слова исключительно из самолюбия. Он еще помнил свой разговор с Оранди, который не очень-то радовал его своим присутствием. — К тому же, она была матерью моей дочери. Хотя законной женой так и не стала. Не пытайтесь выяснить, почему. Этого-то я и сам не знаю.

Из вежливости Кодар никак не отреагировал на объяснение хозяина, и несколько минут они просидели молча. Хозяйка поставила перед мужчинами по чашечке кофе, поинтересовалась, не требуется ли еще чего-нибудь и, слегка прикоснувшись к плечу Микейроса, — Кодар уже обратил внимание, что таким образом она прикасалась к нему при малейшей возможности, — вышла.

Казалось бы, вечер должен был завершиться без возобновления разговора, однако, допив свой кофе, Кодар неожиданно вскинул голову и, четко выговаривая каждое слово, произнес:

— Нам с госпожой Менц необходимо пробыть в вашем пристанище еще двое суток. Она хотела бы сделать снимки некоторых плит, чтобы заинтриговать ими своих читателей и зрителей. У вас есть веские причины отказать нам в столь длительном приюте? Само собой разумеется, что мы свое пребывание оплатим.

— Никаких причин нет. Мы с Оливейрой рады любому гостю, который удостаивает нас подобной чести. Что ни говорите, а в горах довольно одиноко. Это ощущаем даже мы, люди, привыкшие к горному одиночеству.

— Охотно верю, поскольку тоже немало лет пришлось прожить в горах. К тому же, я давний и прирожденный альпинист. Как, очевидно, и вы?

— В молодости, — заметил Микейрос. — Вы сказали: «Прирожденный альпинист»… В этом есть нечто философское.

— Странно, мне казалось, что вы до сих пор не отреклись от альпинизма. И даже знаю, какие обстоятельства способствовали этому, — там, на секретной германской базе в Пунта-дель-Эсте, Готт-Кодар получил основательную справку о жизни владельца «Андского Гнездовья», и это еще раз убедило его, что к операции «Священные письмена» Посланник Шамбалы и фюрер готовились давно; во всяком случае, уругвайские агенты абвера успели основательно потрудиться.

— Все относительно, — помрачнел Микейрос, не желая, чтобы Кодар напоминал ему об этих обстоятельствах. — Кстати, откуда такие сведения?

— Вам уже пора привыкнуть к своей популярности и к тому, что со временем некоторыми страницами вашей жизни будет интересоваться все большее число абсолютно незнакомых вам людей.

— Совершенно упустил это из виду. Да, в общем-то, и не задумывался.

— Задумывались, но не придавали особого значения, — безапелляционно уточнил доктор Кодар. — И коль уж завязался такой разговор… Что удерживает вас на плато? Всего лишь давнишнее увлечение горами? Или что-то другое?

— Вам прекрасно известно, — проворчал Микейрос, — что самое важное для меня сейчас — плиты, священные андские плиты.

— Но ведь их в любое время можно перевезти в городишко, за ограду вашего уютного особняка. Мало того, вам уже не раз предлагали перебраться в столицу, где вы смогли бы организовать уникальный музей, который сразу же приобретет огромную популярность. Для вас, с вашим финансовым положением, это не проблема.