Шак’чи когда-то давно был обезьяной. Он уже и не помнил, когда и где жил, что делал и чем занимался. Просто однажды ему не повезло. Он попался людям, которые смогли оглушить его и связать. Шак’чи, который тогда и имени-то не имел, оказался в какой-то странной пещере. Сейчас он знает — это была людская хижина. Двуногие, так похожие на его сородичей, но также и столь отличающиеся, долго танцевали вокруг костра, а затем один из них, одетый в чужую шкуру, с привязанными перьями и рогами, в ожерелье из маленьких черепков, бросил его в огромный костёр. Живого. Туда же он плескал какие-то пахучие жидкости, бросал пучки трав и странные камни, но это всё Шак’чи уже не видел. Он сгорал заживо. Жадное пламя лизало его и пожирало. Он обезумел от боли и ужаса, страха перед смертью и перед огнём.
А потом в огне рядом появился человек. Он тоже горел, но в первую очередь он своим огромным клыком, который держал в руке, видимо, отобрав до этого у какого-то чудовища, старался убить Шак’чи. Жертвенной обезьяне тогда просто повезло: ей удалось опрокинуть человека и, отобрав клык, воткнуть его в живот несостоявшемуся убийце. Ту схватку Шак’чи плохо помнил: он был безумен, видел лишь урывками, да и то — всего одним глазом. Другой спёкся. Всё тело было объято пламенем, жадно бегущим по шерсти, а боль скручивала мышцы лишь чуть менее сильно, чем заставляла их сокращаться агония.
Шак’чи тогда умер, но умер он не просто так. Он не понял, как именно, но тот двуногий в маске и ожерелье что-то сделал, когда в пламени костра дрались обезьяна и человек. Победивший забирал себе силу проигравшего и рождался вновь. В огне. Таковы были условия. Кто же знал, что метров полутора роста обезьяна, уже обгоревшая и едва живая, сможет убить воина, вступившего с ней в схватку, лишившись спутывающих её верёвок? Шак’чи забрал у человека самое главное: его душу. Он получил разум, пусть и бывший безумным и слабым первые лет сто после своего появления. А ещё он получил огонь. Душа убитого срослась с его собственной. Вместе они родились вновь одним целым. Став духом огненной обезьяны. Шак’чи получил от убитого человека его силу, знания и разум. И ещё кое-что. Имя. Оно осталось без хозяина, когда того поглотил дух сгоревшей заживо обезьяны. Шак’чи не планировал так делать. Первые лет восемьдесят он вообще не мог ничего планировать, но так его называл шаман, с которым полубезумный от всё ещё трансформирующегося разума и произошедшего с ним дух заключил договор.