Античный город

Беря за основу это предсказание, Вергилий кладёт начало величественному и прекрасному мифу, согласно которому сам Юпитер предназначил сыну богини стать предком основателей Рима. (Строго говоря, начало этому мифу закладывается им ещё в знаменитой IV эклоге «Буколик», где, обнадёженный миром, который заключили между собой Октавиан и Антоний, Вергилий предрекает смену железного века золотым.) Его «Энеида» сочетала в себе и древние верования Италии, и теории греческих мудрецов о строении космоса, и учение о мировой душе и бессмертии человеческих душ, – словом, многое. Вергилий пишет о награде героям в «полях блаженных», кто служил родине делом и словом, о каре предателям, нарушителям римской верности, тиранам. Но главным в поэме было то, что чуть ли не сразу же станет официальной идеологией государства.

Эней, после многих странствований, в городе Кумы попадает к Сивилле, и с помощью пророчицы, спускается в царство Плутона, чтобы спросить тень своего отца Анхиза о будущем (кстати, именно это литературное обстоятельство и сделает самого Вергилия будущим проводником Данте в его блужданиях по кругам Ада). Анхиз возвещает своему сыну великую судьбу Рима, который будет основан потомками Энея и которому предназначено править всеми народами, милуя покорных и укрощая надменных:

Смогут другие создать изваянья живые из бронзы,Или обличье мужей повторить во мраморе лучше,

Тяжбы лучше вести и движенья неба искуснейВычислят иль назовут восходящие звезды – не спорю:Римлянин! Ты научись народами править державно —В этом искусство твоё! – налагать условия мира,Милость покорным являть и смирять войною надменных![220]

Анхиз показывает Энею ожидающие воплощения души царей и героев Рима и самого великого из них, исполнившего и завершившего миссию Рима, потомка Юла—Августа:

Вот он, тот муж, о котором тебе возвещали так часто:Август Цезарь, отцом божественным вскормленный, сноваВек вернёт золотой на Латинские пашни…[221]

Впрочем, Гораций в оде к Гаю Юлу Антонию, сыну триумвира Марка Антония, который когда-то советовал ему написать в честь Августа оду в стиле Пиндара, видит эти ожидания уже свершёнными:

Выше, лучше здесь никого не далиБоги нам и рок, не дадут и впредь нам,Пусть хотя б назад времена вернулисьВека златого.

О Горации спорят, многие считают, что он писал на заказ. Но доказательств нет. Впрочем, и на заказ можно писать от чистого сердца. Да и вообще, что было бы с искусством, не существуй заказ? Ведь и Вергилий, как говорят, занялся своей поэмой именно по заказу – по прямой просьбе Августа.

Так уж случилось, что будущему поэту и внучатому племяннику великого Цезаря в детстве довелось учиться в одной школе; Октавиан был моложе Вергилия на шесть лет, но ни разница в общественном положении ни возрастная дистанция не помешали им сблизиться и подружиться. Завязавшиеся в детстве отношения сохранились на всю жизнь, впрочем, питомцы одной Alma mater во все времена были накоротке друг с другом.

Август мечтал о том, чтобы возбудить в римлянах национальную гордость, и сказания о великих судьбах их прародителей, о божественном происхождении самого Рима должны были помочь этому. Не последнюю роль, впрочем, играли здесь и династические интересы самого принцепса, будто бы потомка Энея через его сына Юла или Аскания (кстати, Август – не без намёка на своё родословие – часто изображал на своих монетах Энея с Анхизом на плечах).

Вергилий умер, не успев закончить «Энеиду» (вернее сказать, отшлифовать её, довести до абсолютного совершенства). Но и это незавершённое, на взгляд поэта, произведение (которое, кстати, он просил сжечь после его смерти, но, к счастью, рукописи и в самом деле не горят) стало одним из самых известных памятников не только римской, но и мировой литературы. Восходящая ко времени первого принципата традиция видит в этом произведении чуть ли не вершину римской поэзии, но, думается, в определении высоких достоинств «Энеиды» далеко не последнюю роль играет то обстоятельство, что именно здесь «римский миф» получает отточенную литературную форму. Впрочем, литературные достоинства поэмы и в самом деле бесспорны.