Читаем Античный скептицизм и философия науки: диалог сквозь два тысячелетия полностью

Античный скептицизм и философия науки: диалог сквозь два тысячелетия

Философия Пиррона и его последователей во многом предвосхитила постмодернистское направление в философии науки. Если стоики и эпикурейцы допускали хотя бы интерсубъективную истину, то пирронисты исключили и ее, поместив человека в мир полной субъективности, в котором не было истины, но было бесконечное множество субъективных миров, в силу чего человеку для того, чтобы надежно оградить себя от заблуждений, остается ничего не утверждать, но зато он может, подвергая радикальному сомнению, все опровергать без опасения оказаться неправым. Этим они предсказали постмодернистское направление в философии науки с его безразличием к проблеме истины и исчерпывающим научный метод принципом теоретического плюрализма (релятивизма истины). В свете «постмодернистской» характеристики пирронистов они (вместе со стоиками) предстают реальными оппонентами эпикурейцев, заложивших в истории эпистемологии модернистскую (позитивистскую) линию убежденности в существовании истины и необходимости ее «очищения» ради обретения опоры для поступательного движения. Постмодернизм же, отрицающий существование опоры-истины, предлагает движение по кругу, поскольку в его координатах отсутствует вектор движения.

Важный изостенический мотив последователей Пиррона (все положения равносильны и поэтому невозмутимому скептическому философу, воздерживающемуся от каждого из них, «все равно») присутствует и в постмодернистском направлении, недвусмысленно выраженный П. Фейерабендом в его знаменитом тезисе «все проходит», что вполне можно считать апологией «безмятежности»: выдвинувшему теорию нужно с полным спокойствием отнестись к тем, кто выдвинул альтернативные теории, как и им к нему и друг другу, поскольку в принципе не существует единственно «правильной» теории. Пирронисты не запрещали суждения, но запрещали защиту последних, выдающую их за «истины». Также и П. Фейерабенд не запрещал выдвижение теорий, но запрещал их участие в борьбе за приз «истинной теории». У него, как и у скептиков школы Пиррона, нет ни пафоса отрицания, ни пафоса утверждения, а есть только обязательность «спокойного» дополнения любой высказанной позиции альтернативной позицией, когда само сосуществование альтернативных позиций достаточно для обретения «мудрого спокойствия», которое будет немедленно разрушено при попытке сделать выбор.

Во многом близка пирронизму концепция К. Поппера, по которой научную истину невозможно удостоверить в силу того, что человек не обладает инструментом «решающего эксперимента», который бы вынес не подлежащий обжалованию вердиктотносительно того, что данная теория – истина. Значит, сколько бы мы ни получали экспериментальных подтверждений теории, мы никогда не будем знать, достаточны ли они, чтобы назвать теорию истинной. Всегда будут сохраняться сомнения в ее достоверности, и это побуждает – почти в точном соответствии с методом последователей Пиррона – выдвигать альтернативные предложения, которые, подчеркнем, не отрицают первоначальную теорию, но выдвинуты по мотиву воздержания от согласия, т. е. воздержания назвать первоначальную теорию истиной. Таким образом К. Поппер невольно проясняет метод пирронистов, давая понять, что он и является научным: Пиррон и его последователи, противопоставляя некому тезису альтернативный, не отрицали первоначальный, но просто демонстрировали его сомнительность, как и сомнительность любых тезисов, в том числе и своего альтернативного тезиса. Это была демонстрация необходимости «воздержания от согласия», воздержания, обращенного и на выдвигаемые альтернативы. Так развитие эпистемологии от стоиков к пирронистам откликнулось в XX веке у представителей исторического направления в философии науки постмодернизмом: идея разных и равноправных образцов (моделей) истины, тождественная идее о том, что истины, или «правильного направления» нет и что, следовательно, мы вправе и даже обязаны умножать альтернативы без выбора любой из них за счет других, является вполне постмодернистским положением.