АнтиЭйнштейн. Главный миф XX века

Нет никаких данных о том, что Эйнштейн хоть раз в жизни видел свою дочь. «Какой бы бурный энтузиазм он ни выражал сразу после ее рождения, он, как кажется, был больше всего озабочен тем, чтобы избавиться от бремени отцовства при первой возможности. Существование Лизерль осталось тайной для самых близких его друзей…»

В 1936 году, открыв дверь своего берлинского дома, доктор Плещ оказался лицом к лицу с молодой женщиной, утверждавшей, что она - незаконная дочь Эйнштейна. Сначала он подумал, что это невероятно, хотя и не исключено. Дама, однако, вела себя очень убедительно, а «интеллектуально развитый, настороженный и привлекательный» маленький мальчик, с которым она пришла, выглядел разительно похожим на Эйнштейна. Отметим, что незаконнорожденной дочери Эйнштейна - Лизерль в это время должно было быть тридцать четыре года.

Плещ написал письмо об этом Эйнштейну и был крайне удивлен, когда последний не проявил к этому сообщению никакого интереса.

Еще один интересный момент: Эйнштейн, зная о существовании дочери, пишет «похабные стишки»:

«И слышать было бы приятно, что я яйцом налево брякнул».

При этом один из обожателей Эйнштейна - Роберт Шульмен,.являющийся директором проекта «Документы Эйнштейна» и редактором его собрания сочинений, считал, что Эйнштейн «усвоил эту манеру речи скорее от однокашников в Мюнхене, чем от родителей, потому что они были весьма правильные и ассимилированные евреи, которые не стали бы выражаться подобным образом». Опять во всем плохом виноваты не родственники - евреи, а некультурное и грубое немецкое окружение бедного Альберта!

Но все это было гораздо позже, а пока Милева приехала к Эйнштейну в Швейцарию через несколько месяцев после рождения дочери, ребенка с ней не было, так как из-за рождения Лизерль Эйнштейн мог потерять найденное им с таким трудом место патентоведа в Берне.

Здесь опять возникает вопрос: как совместить облик Эйнштейна-человеколюба с отношением к собственной дочери как к помехе в достижении производственных успехов? Или это опять - отношение к собственной дочери как к ребенку славянки? К сожалению, многочисленные биографы Эйнштейна, постоянно скрывающие его недостойные поступки, ответ на этот вопрос не дают.

Возможно, это и явилось причиной последующих трудностей в браке Эйнштейна с Милевой, вероятно, она не хотела расставаться с дочерью, считала, что Эйнштейн заставил ее пойти на это, и винила во всем его.

В старости Эйнштейн описывал свою бывшую любимую женщину как особу молчаливую и склонную к депрессии. Хотя в 1903 году он сообщал своему лучшему другу: «Она умеет позаботиться обо всем, прекрасно готовит и все время в хорошем настроении»

(выделено мной. - В.Б.).

Биографы так оценивают роль Милевы Марич в жизни Эйнштейна: «Двадцатисемилетняя супруга меньше всего могла служить образцом швейцарской феи домашнего очага, вершиной честолюбия которой является сражение с пылью, молью, сором» (это издевательское отношение к великолепно образованной, целеустремленной женщине, способному ученому, содержащей мужа и дом в порядке, характерно для целого ряда биографий Эйнштейна).

И далее: «Что для Эйнштейна означала хорошая хозяйка?» - «Хорошая хозяйка дома та, которая стоит где-то посередине между грязнушкой и чистюлей». По воспоминаниям матери Эйнштейна, Милева была «ближе к первой», при этом сам гений называл себя «цыганом» и «бродягой» и никогда не придавал значения собственному внешнему виду. Стоит спросить цыган, не обидело ли их такое сравнение.

Карл Зелинг со слов Эйнштейна писал, что Милева была «мечтательницей с тяжелым, неповоротливым умом, и это часто сковывало ее в жизни и учебе». И он же пишет: «Однако следует записать в пользу Милевы то, что она храбро делила с Эйнштейном годы нужды и создала ему для работы, правда, по-богемному неустроенный, но все же сравнительно спокойный домашний очаг».

Иоханнес Виккерт[8] дает следующую характеристику Милевы Марич: «Скупая на эмоции, немногословная, возможно, несколько меланхоличная Милева нашла в приезжем молодом человеке настоящего друга. И это тем более важно, что до самой женитьбы Эйнштейн везде чувствовал себя гостем. Я неизменно «плавал» всегда вокруг и около - всегда чужой».