Антигерой

— Рада, я в самом деле переживал, — уверяет меня Сева, он полагает, что я обиделась. А я просто теперь всегда в состоянии коматоза, и Сева здесь, к сожалению, ни при чём. — Телефон отключен, дома никого не было. Я искал тебя. Мне показалось, ты кинула меня.

— Я улетала к маме в Европу, — лгу ему.

— А мне не сообщила, потому что…

— Просто не сообщила, прости…

— Рад, что не так? — не унимается Сева.

— Все так. Как зовут ту девушку, с которой ты общался на крыльце?

— Какую?

— Блондинку, она давала тебе телефон.

— А, ты про Риту. Так это просто… — Сева придумывает оправдания.

— Красивая, подходит тебе.

— Да ну брось. Ты из-за нее загрузилась? Это же я не для себя, она Лысому нравится, я для него старался.

— Нет… Сева, давай останемся просто друзьями, — кручу в руках стаканчик с чаем, пары закончились, мы в местном кафетерии для студентов.

— С чего это? — в недоумении спрашивает Сева. Хмурится.

— Ты теряешь со мной время. Ближе мы не станем, к сожалению.

— Да что случилось-то? Ты про секс? Не готова — я же в трусы не лезу.

— Я не могу, не хочу… И… В общем, все. Рита красивая девочка и смотрела на тебя с восхищением, попробуй с ней, — беру сумку, ухожу.

Сева так и сидит в растерянности, даже не пытаясь меня догнать. Вот и хорошо, других объяснений у меня для него нет.

Я ненавижу только одного мужчину. Так сильно ненавижу, что не могу смотреть на других. Моя ненависть стерла для меня всех мужчин. Она такая едкая и болючая, что разъело все внутри. Ненавижу за то, что все равно люблю.

Дошло до того, что я ищу оправдания Глебу и жалею, что не выслушала причины, по которым Глеб так поступил.

Идиотка.

Мне и правда нужен психолог.

Я ведь не прощу Глеба и не подпущу к себе никогда. Мне убить его хочется. Взять нож, воткнуть в сердце и провернуть, чтобы этому мужчине было нестерпимо больно, так же, как и мне. Чтобы убить его, как он убил меня.

Андрей останавливается возле ворот нашего дома. Выходит, чтобы открыть их и проехать внутрь, а мое сердце замирает, поскольку я вижу припаркованный белый внедорожник. Мне даже не нужно смотреть на номер, чтобы понять, кому он принадлежит. Зажмуриваюсь, молясь, чтобы увиденное было галлюцинацией. Но нет, машина не исчезает. В машине никого нет, и это может означать только то, что ее владелец у нас дома…

Папа его нашел?

Я не рассказала ему про Глеба ни слова, словно и не было его.

Сердце начинает заходиться в панике, мне, дуре, не хочется, чтобы отец наказал Глеба. Мне просто хочется, чтобы его не было больше в моей жизни. Он сыграл великолепно, пусть наслаждается победой.

Глава 27

Глеб

Всегда боялся большой воды. Нет, плаваю я хорошо, но только когда понимаю, что могу в любой момент вынырнуть и почувствовать почву под ногами. В детстве тонул. С тех пор во мне живет страх захлебнуться, так и не почувствовав почву под ногами. А сейчас кажется, что утонул, захлебнулся и утопил сам себя.

Я слабак. Впервые ничего не хочется с этим делать. То чувство, когда понимаешь, что ты полное ничтожество. Цинично шел к своей цели и споткнулся на маленькой девочке.

Я мог сколько угодно дурить ей голову, лгать, изворачиваться, обернуть все в свою пользу, обелиться перед ней, оставить ее рядом с собой, чтобы по-прежнему доверяла и смотрела влюбленными глазами. Мог отсрочить свою смерть… Но рано или поздно некрасивая правда вылезла бы наружу. Хуже всего, если эту правду до Рады донес бы кто-то чужой. Поэтому я выложил все сам. Абсолютно все… Как есть, не приукрашая.

Да, детка!

Да!

Ты правильно все понимаешь: я мразь. Знаю. Оправдания… Да нет у меня никаких оправданий. Мои оправдания звучали бы низко.

У меня есть только острые, болючие чувства к этой девочке. Я не планировал… Чувства не планировал, брать ее не планировал и сдыхать, сейчас, топя себя, не планировал…

Мне дико хотелось продлить агонию, я искал выходы, и они есть, но девочка хотела правды именно сейчас, она устала ждать и решила убить меня раньше времени. Да черт с ним, перед смертью не надышишься.

Неделя проходит в пьяном угаре. Все свалили из страны, прекрасно понимая, что Коваленко не проглотит, найдет и выпотрошит всех наизнанку. Мне нет смысла прятаться, меня он не тронет — помнит, что должен. Если, конечно, не узнает, что я тронул его единственную дочь. Но за это я сам себя уничтожаю, поэтому не страшно.

Бухаю как ни в себя. Мне нельзя приходить в себя и начинать анализировать, начнётся агония, а это невыносимо больно. Поэтому я заливаюсь водкой. Открываю глаза и первым делом глотаю алкоголь прямо из горла. Брожу с бутылкой по квартире, осматривая вещи девочки, но не трогаю их.

Не могу.

Все лежит ровно так, как она оставила: маечка на диване, резинка для волос, духи, трусики в ванной. Сажусь на кафельный пол в ванной комнате, снова глотаю водку и бьюсь затылком о стену.

На третий день запоя мне хочется убить Раду. Придушить и уложить рядом с собой в могилу. Только в этом случае мы можем быть вместе, и настанет долгожданный покой.