АНТИГОНА.
Я не смеюсь. Сегодня твоя красота придает мне сил. Помнишь, какой несчастной я чувствовала себя в детстве? Я старалась измазать тебя грязью, засовывала тебе за шиворот гусениц. Однажды я привязала тебя к дереву и отрезала тебе волосы, твои прекрасные волосы…ИСМЕНА
АНТИГОНА
ИСМЕНА.
Знаешь, Антигона, я все обдумала.АНТИГОНА.
Да.ИСМЕНА.
Я думала всю ночь. Ты сошла с ума!АНТИГОНА.
Да.ИСМЕНА.
Мы не можем.АНТИГОНА
ИСМЕНА.
Он велит нас казнить.АНТИГОНА.
Конечно. Каждому свое. Он должен осудить нас на смерть, а мы — похоронить брата. Так уж все распределено. Что ж тут можно поделать?ИСМЕНА.
Я не хочу умирать.АНТИГОНА
ИСМЕНА.
Слушай, я думала всю ночь. Я старше тебя и всегда поступаю разумнее. А вот ты вечно делаешь, что тебе в голову взбредет, даже если это страшная глупость. Я более уравновешенная. Всегда все обдумываю.АНТИГОНА.
Иногда не надо слишком много думать.ИСМЕНА.
Надо, Антигона. Разумеется, все это ужасно, мне тоже жалко брата, но я отчасти понимаю и дядю.АНТИГОНА.
А я не хочу понимать отчасти!ИСМЕНА.
Он царь, он обязан подавать пример.АНТИГОНА.
Но я не царь, я не обязана подавать пример…ИСМЕНА.
Выслушай хотя бы меня! Я чаще, чем ты, бываю права.АНТИГОНА.
А я не хочу быть правой.ИСМЕНА.
Попробуй, хоть понять!АНТИГОНА.
Понять… Я только это и слышу от вас с тех пор, как себя помню. Нужно было понять, что нельзя прикасаться к воде, прекрасной, холодной воде, потому что она может пролитья на пол, что нельзя прикасаться к земле, потому что она может выпачкать платье… Нужно было понять, что нельзя съедать все сразу, нельзя отдавать нищему, которого встретишь на дороге, все, что у тебя в карманах; нельзя бежать, бежать наперегонки с ветром, пока не упадешь. И пить, когда жарко, и купаться рано утром или поздно вечером, как раз тогда, когда хочется! Понимать. Всегда понимать! Я не хочу понимать.ИСМЕНА.
Он сильнее нас, Антигона. Он — царь. Все в городе думают так же, как он. Их тысячи, много тысяч, они кишат на улицах Фив.АНТИГОНА.
Я не слушаю тебя.ИСМЕНА.
Они будут орать. Нас схватят тысячи рук, тысячеликая толпа будет сверлить нас взглядом. Нам будут плевать в лицо. И когда нас повезут в повозке к месту казни, их ненависть, их смрад, их насмешки всю дорогу будут сопровождать нас. А на площади стеной станут стражники, с тупыми багровыми лицами, в жестких воротничках, с грубыми, чисто вымытыми руками и бычьим взглядом. И ничто не поможет — ни крики, ни мольбы: они будут выполнять все, что прикажут, как рабы, не задумываясь, хорошо это или плохо… А страдания? Ведь нам придется страдать, испытывать боль, и она будет все сильней и сильней и станет совсем нестерпимой; нам покажется, что она дошла до предела, но она будет все усиливаться… Как пронзительный крик, который становится все резче… О, я не могу, не могу!АНТИГОНА.
Как ты хорошо все обдумала!ИСМЕНА.
Я думала всю ночь. А ты?АНТИГОНА.
Я тоже можешь не сомневаться.ИСМЕНА.
Ты знаешь, я не храброго десятка.АНТИГОНА
ИСМЕНА
АНТИГОНА
ИСМЕНА
АНТИГОНА.
Ну что ж, воспользуйся этим предлогом.ИСМЕНА
АНТИГОНА
ИСМЕНА.
Счастье так близко! Тебе нужно только протянуть руку, и оно твое. Ты помолвлена, ты молода, ты красива…АНТИГОНА
ИСМЕНА.
Ты красива не так, как мы, — иначе. И ты отлично знаешь, что именно на тебя оборачиваются, замолкают и глядят на тебя во все глаза, пока ты не завернешь за угол.АНТИГОНА
ИСМЕНА.
Ты сошла с ума!