Антихрист

Несмотря на потрясение, ей стало жалко мистера Сароцини, но вместе с жалостью к ней пришло понимание того, что она обманута. И пришла злость. И растерянность.

– Это, по-вашему, маленькая ложь во спасение? – сказала она.

Мистер Сароцини, казалось, старел прямо на глазах. Он ссутулился, беспомощно сцепил руки, на лбу углубились морщины. Его голос больше не принадлежал крупному банкиру – всемогущему властелину современного мира. Он принадлежал одинокому старику.

– Это нелегко объяснить. Здесь, пожалуй, несколькими минутами не обойдешься.

– Я в растерянности. Я не понимаю, чего вы хотите. Что вообще происходит?

– Попробую объяснить. Видите ли, я являюсь последним представителем очень старого рода. Он уходит корнями в двадцать пятое тысячелетие до Рождества Иисуса Христа, Великого обманщика. Мой долг состоит в том, чтобы передать эстафетную палочку. Я не могу стать тем, на ком этот род прервется. Я не допущу этого. Только не сейчас, не в этой точке на временной оси истории. – Он посмотрел на Верити. – Только не сейчас, когда воплотилась наша величайшая мечта.

– Что за эстафетная палочка? И что за мечта?

Он помолчал секунду, затем сказал:

– Моя вера.

У Сьюзан встали дыбом волоски на шее. Ей вспомнились слова Фергюса. Разве это возможно? Дьявол во плоти. И она находится здесь с дьяволом во плоти и его ребенком?

Ее ребенком.

Зачатым от того, кто убил Фергюса?

Неужели она выносила и родила ребенка дьявола во плоти?

Она посмотрела на Верити, затем на мистера Сароцини. Ее всю будто кололи иголками. Она ясно чувствовала силу, исходящую от этого человека. Ее кожа шевелилась, будто под воздействием статического электричества. Дьявол во плоти? Но что это значит? Что имел в виду Фергюс, сказав так? Что есть дьявол во плоти? Безумец? Неприлично богатый человек, страдающий от мании величия?

Кто-то, у кого есть власть убить Зака Данцигера, Харви Эддисона, Фергюса Донлеви?

Она посмотрела на невинную малышку, затем снова перевела взгляд на мистера Сароцини.

– Какая вера? – спросила она. – Вы поклоняетесь дьяволу?

Он улыбнулся. Уверенность, казалось, возвращалась к нему, а вместе с ней осанка и величие.

– А вы, Сьюзан, поклоняетесь Великому обманщику, который учил, что все мы несем в себе проклятие первородного греха. Что мы рождены во грехе и пороке и обретем спасение только через Божью милость. Через наполнение монетами церковных ящиков для пожертвований. – На его лице появилось обычное доброжелательное выражение. – Посмотрите на свою дочь, посмотрите на нее. Посмотрите на Верити. Она греховна? Она порочна? Такой она рождена? Так вы думаете, когда смотрите на нее, держите ее, кормите грудью? Неужели она злобное порочное чудовище? Да, Сьюзан?

– Здесь не все так просто.

– Да, вы правы, – задумчиво сказал он. – Здесь не все так просто, и мы еще поговорим об этом, Сьюзан. Мы потратим на это много дней. Возможно, в конце вы и не согласитесь со мной, но поймете, что моя аргументация обоснована. И согласитесь воспитать Верити в вере и традициях моего рода.

Сьюзан покачала головой:

– Ну уж нет. Я воспитаю своего ребенка в моей вере и моих традициях. Вы же не думаете, что можете просто купить мои религиозные представления. Они не продаются. Мне очень жаль. Вопрос закрыт.

Мистер Сароцини кивнул, затем долго сидел молча. Верити перекатила головку со стороны на сторону и открыла глаза. Он дотронулся до ручки малышки пальцем, затем начал корчить ей рожи, стараясь ее рассмешить. Глядя, как Сароцини играет с ребенком, Сьюзан почувствовала ревность и злость.

Затем, понизив голос, будто бы для того, чтобы не услышала Верити, мистер Сароцини сказал:

– Сьюзан, я могу разрушить вашу жизнь. Мне для этого нужен всего один телефонный звонок.

Сьюзан испугало не то, что он сказал, и не как он это сказал. Ее испугало его лицо. Она впервые увидела в нем мощь – огромную темную мощь. Вся ее уверенность слетела с нее, словно луковая шелуха. Будто под гипнозом, она сказала:

– Я… я не понимаю.

– Вам уже сказали, что Кейси, ваша сестра, мертва?

Сьюзан вздрогнула. Он лжет, он просто играет с ней. Он сказал это только для того, чтобы выбить у нее из-под ног почву.

– Что? Что вы?.. – В горле у нее перехватило. Кожа на голове натянулась. – Кейси? – сказала она. Мистер Сароцини не лгал и не играл. Внутри у нее разлилась черная ледяная вода. – Кейси? Мертва?

Это ошибка, это какая-то ошибка. Господи, пусть это окажется не так.

– Так вам не сказали?

Она искала в его лице повод для надежды, какой-нибудь намек на то, что он может оказаться не прав. Голос сорвался на писк:

– Мертва? – Этого не может быть. – С Кейси все было хорошо, она была жива, она…

– Мне известно, как сильно вы любили ее, Сьюзан.

Такой спокойный, такой рациональный. Кейси мертва, а мистер Сароцини абсолютно спокоен. Сьюзан хотелось наброситься на него, закричать во всю силу легких. Но вместо этого она тихо, сдавленным, ненатуральным голосом, который, казалось, вот-вот прервется, сказала:

– Что… что это значит: Кейси мертва?