— Мне удалось реализовать мечту человечества, мечту, которая есть счастливая жизнь каждого рожденного и его личное бессмертие. Если еще есть кто-нибудь из присутствующих на этой площади, кто бы сейчас не верил в то, что он теперь может получить от жизни все, что хочет — реально и ощутимо, — пусть подаст голос. — Иван с минуту смотрел на площадь. Никто не подал голоса. — Создана новая реальность, которая отменила все, что мешало людям быть по-настоящему счастливыми: насилие, мировые религии, заставляющие бояться Бога и смерти, бедность. Я здесь, у места, где был Иерусалимский храм, говорю вам: теперь нет другого Бога, кроме того, что создал человеческий разум. Тот Бог, который создал меня и вас, — более не властвует над нами! Отныне и навсегда человечество будет подчиняться Богу, которого создало само. Он будет существовать вечно, как творящее и спасающее начало по тем законам, которые я в него вложил. А физический символ, олицетворяющий этот универсум, его текст, его духовная первооснова, будет храниться здесь, в храме, на горе Сион, который мы восстановим.
По плошали пронесся вздох. Потом опять воцарилась тишина. Иван молча смотрел в пустоту перед собой. Все ждали, что он будет говорить, а он запел:
— Аллилуйя, — подхватила площадь.
— Все — хватит, — сказал Иван и оказался вновь в том месте, где он был.
«Я решил пройти весь путь, предписанный Богом, за три года. Я — аномалия, такая же, как человеческая свобода от Бога, такая же, как Сатана… Единственное существо, которое я любил, оказалась моя собака. Где же причина того, что я стал таким, какой я есть? Не сразу же я такой родился. Бог не имеет причин, и воля Его не имеет причин. Но любое явление этого мира имеет причины, любые, кроме чуда… Что заставило меня встать на свой путь и идти по нему до конца? Какая несправедливость? Или, может быть, у этого есть какие-то другие причины? Если для меня нет отгадки в любви, может быть, она в ненависти? Лийил, Бог говорил: „Я Господь, Бог твой, Бог Ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня…“[18]
Кто эти ненавидящие, которые толкнули меня на мой путь, Лийил?»— …Ты мне еще расскажи, расскажи о своем мужцком счастье! Разве ты не знаешь, сволочь, кто ты такой есть?! — орал на Ивана какой-то красноносый мужик в расстегнутой гимнастерке и галифе. — Я тебе сейчас расскажу, что ты такое есть. Ты — дерьмо поганое, нет это не так, ты — ничто. Ты Россию продал за куль муки! Кулацкий прихвостень! Я тебя научу родину любить!
«Что это со мной, где это я? — думал Иван, лежа уткнувшись носом в песок и ничего не видя, кроме облезшего зеленого забора, обтянутого сверху колючей проволокой, и стоящего на его фоне, орущего и исступленно топающего ногами мужика в военной форме — ничего себе. Он ведь сейчас меня, кажется, убьет», — думал Иван, слушая матерные ругательства и вопли.
— Эй, Петруха, тащи сюда ведро с водой, я заставлю эту сволочь говорить. Он пожалеет сейчас, что появился на свет, — распалялся все более красноносый и со всей силы ударил Ивана ногой в живот. Иван скрючился от боли. «Странно, что это со мной, может, я слышу это все с того света?» — подумал Иван.
— Что ты мне принес, твою мать! — орал мужик.
— Воды, товарищ комиссар, — ответил чей-то юношеский голос.
— Я же тебе сказал: тащи табурет, твою мать… помощнички. Бегом…
Раздался удаляющийся топот ног.
Палач, так назвал Иван про себя красноносого мужика, отошел в сторону и закурил. Но тут же выплюнул папиросу и подбежал к Ивану. Он наклонился к нему и с мольбой в голосе, что было совершенно неожиданно, спросил:
— Ну скажи мне, очень прошу. Скажи, кто ты, откуда и зачем пришел в Березовку?
Иван будто бы не своими губами прошептал первое, что пришло в голову:
— Я протопоп Аввакум.
Палач взвыл, схватился за голову, потом вскочил и начал исступленно пинать Ивана тяжелыми коваными сапогами. Устав, палач умыл лицо и руки из принесенного ведра и, выплеснув на Ивана остатки воды, сказал:
— Петька, сажай его на табурет, теперь с ним можно начинать разговаривать.
Ивана попытались поднять, но этот Петька, видать, был парень малосильный и не справился, пришлось погнать еще за одним помощником. Этого звали Николаем. Вдвоем они посадили Ивана на табурет. Для палача принесли стул и поставили его напротив.
— Значит, ты — поп. Как, говоришь, зовут?
— Аввакум, — ответил Иван.
«Почему я здесь? Почему я назвался протопопом Аввакумом? — задавал себе вопрос Иван, глядя на раскрасневшуюся рожу палача. — Может быть, за этим забором скрывается тайна, объясняющая мое появление и причину Конца света?»