Антикиллер-2

Трофимов знал, что от положенной льготы и справки до квартиры расстояние агромадное, некоторые состариться успели, да все в очереди стоят. Но санаторий – дело другое, тем более если свой дом... Валюшка медработник, он милиционер. У санаторских-то таких льгот нет. Может, и проскочит! Надежда была, и перспектива сержанту нравилась.

Ему только то не нравилось, что жена на голых мужиков смотрит. Она хоть и маленькая – сто шестьдесят два, не симпатичная, и фигура хорошая. А тут за день тридцать ванн, ну пусть половина на мужиков приходится. Тут такого насмотришься!

– Ну и чудик ты, Вань, – смеялась жена. – Я же ванну подготовлю и ухожу, а он пока разденется, потом бултых! Я зайду спросить, как вода, так уже ничего и не видно, только голова торчит. И потом, я что, рассматриваю?

– Да, а когда воду выпускать? – заедался он. – Ты заходишь, а он стоит и елдак у него по колено! Сама говорила!

– Ой, и правда, было такое! – Валюшка всплескивала руками и конфузливо хихикала. – Потом девчонкам рассказывала, они не верили! Вот так висел, и толстый! Я аж испугалась...

– Тебе-то чего пугаться, – хмуро говорил он. – Пусть его жена пугается!

И будто невзначай спрашивал:

– А он высокий, этот мужик?

Сам Ваня из-за низкого роста комплексовал и думал, что у высоких все побольше, а значит, и самое главное, что есть у мужчины, тоже покрупнее. А раз так, то насмотрится Валюшка, соблазнится, да и бросит его к чертовой матери!

– Да не особо и высокий, – отвечала жена, вспоминая. – Как наш Михалыч. Может, чуть выше.

Тут Трофимова и вовсе начинало корежить. Михалыч был заведующим ванным отделением и подбивал к Вальке клинья. Она и сама рассказывала кое-что, и от других слухи доходили. Город-то маленький, все друг друга знают. Потому и старался Иван забирать жену после работы, да и днем, бывало, заскакивал, чтобы контроль чувствовала. А сомнения все-таки грызли: а ну как не уследил, вдруг она и с Михалычем в ванне кувыркается... Сколько раз подступался: расскажи начистоту, все прошу, только чтобы брехни между нами не было! А она божится, клянется, а то и в плач пустится. Он и успокоится. Так и жили. Хорошо жили!

А потом курортников все меньше стало, корпуса позакрывались один за другим, Вальку в уборщицы перевели, ни цветов, ни конфет, да и перспектива на квартиру растаяла сама собой. Она нервная стала, злая, то с соседкой поцапается, то с ним. А теперь и вовсе все разрушилось...

Из печальных размышлений Трофимова вывела распахнувшаяся дверь. Он вскочил, думая, что пришел выводной, но на пороге стоял хорошо одетый человек с резкими чертами лица и уверенным взглядом. Он его где-то видел... Точно! Он с напарником показывал фотографии чеченских боевиков. Следователь его называл: подполковник, а фамилия...

– Ну, поймали чеченов?

Человек уже хотел закрыть дверь, но сейчас его взгляд сфокусировался на сержанте.

– Ба! Ты еще паришься? Я думал, выскочишь на подписку!

«Коренев», – вспомнил Трофимов. У него была хорошая память.

– Никак нет, товарищ подполковник. Три раза писал, и в суд, и прокурору... Все отказывают.

«Охерели! – подумал Лис. – Шерипова на подписку, Печенкова на подписку, а этого парят! Или они нарочно бандитов выпускают, а ментов прессуют? Что же это за законность такая?!»

– Ты давай не кисни, держись! Всяко в жизни бывает, я тоже здесь в семьдесят шестой отдыхал...

– Да?! – вскинулся Трофимов.

– Шестерик мне влупили, восемь месяцев оттянул в спецзоне в Нижнем Тагиле. Да вот, оправдали по чистой, реабилитировали, в органах восстановился.

Лис вынул пачку дорогих сигарет, положил на стол.

– Возьми. И имей в виду, ты ничего не сделал, если за такое судить, то меня расстрелять надо! И не только меня, половину всех оперов... Ну, может, не половину, это я загнул, но четверть – точно!

В глазах сержанта вспыхнула надежда. Больше всего окрыляет наглядность примера. Если больной видит перед собой человека, который вылечился от точно такой же болезни, одно это придает ему волю к жизни.

– Ты только дурак, что пьяным оказался. Был бы трезвым – вообще ничего б не было! Но за пьянку не судят. Выгнать из органов – это да, это ты заслужил. А судить не за что. Это они уже в одну кучу валят, чтобы перестраховаться – и пьянку, и стрельбу... А надо разделить: это сюда – дисциплинарный проступок, а это сюда – правомерные действия...

– Кто ж разделять-то будет? Бабок на адвоката нет, бесплатный работать не хочет, следак говорит – суд все решит... А я сижу и сижу...

Теперь надежда сержанта была обращена к Лису, и хотя он был очень занят и открыл дверь в поисках свободного кабинета, повернуться и уйти он не смог.

– Некому разделять, говоришь...

Коренев опустился на табурет для следователя и задумался. Он считал, что безвыходных положений не бывает, и, как правило, действительно находил выход из любого.

– Сейчас что-нибудь придумаем...

Уже первые повороты шестеренок изобретательности в изощренном мозгу опера выдали решение. Он извлек трубку мобильного телефона, набрал номер оперативного отдела. Ответил Волошин.