Антикитерский механизм. Самое загадочное изобретение Античности

Сингапур был прекрасен, экзотичен и пробудил в Прайсе новую страсть к истории и культуре Востока. Там же молодой ученый увлекся историей науки. Колледж Раффлза приобрел полный комплект «Философских записок Королевского общества» (Philosophical Transactions of the Royal Society)

 – журнала ведущей британской научной организации, достойными членами которой в разные века были Гемфри Дэви, Исаак Ньютон и Роберт Гук. Здание библиотеки колледжа еще только строилось, и Прайс воспользовался случаем и взял изящные тома в переплетах из телячьей кожи к себе домой – как он шутил, «для сохранности». Приобретя к этому времени привычку учиться всему подряд, он читал их на ночь, начав с первого тома 1665 г. и далее, выпуск за выпуском. По страницам журнала он мог видеть, как постепенно накапливались научные знания, как каждое поколение ученых подготавливало почву для следующего, чтобы то сумело узнать о мире больше.

Прочитанные тома Прайс складывал у кровати в аккуратные стопки в хронологическом порядке. И тут он заметил нечто странное. Хотя во всех стопках было одинаковое количество десятилетий, каждая следующая была вдвое толще предыдущей. Он попытался понять, что бы это могло значить, – кривые, прямые и числа проскакивали в его голове быстрее, чем за ними могло угнаться линейное, более логичное мышление.

Он всегда любил физику, потому что в ней все было измеримо и надежно. Она превращала неопределенный мир в числа, которые следовали законам. А зная законы мироздания, можно было понимать мир, предсказывать его, контролировать все – от удара по бильярдному шару до распада атома. Конечно, и у физики есть пределы. Он научился принимать это. Она не помогла бы, к примеру, понять историю познания, не говоря уже об истине и любви. Как можно отобразить знание в графике?

Но здесь, у стены его спальни, это случилось. Научное знание, накапливавшееся столетиями, лежало здесь стопками и демонстрировало ему красивую экспоненциальную кривую. Другими словами, оно демонстрировало предсказуемую математическую прогрессию, которая со временем удваивалась, удваивалась и удваивалась с регулярностью часового механизма. Конечно же! Подсчитав количество научных публикаций, можно измерить ход развития науки. Прайс бросился в университет, проверяя все журналы, какие только мог найти, дрожащими руками раскладывая их в соответствии с областями знаний. Всюду было одно и то же – размер стопок следовал той же закономерности. От Исаака Ньютона, заложившего основы классической механики, до Эрнеста Резерфорда, исследовавшего атомное ядро в XX в., количество страниц, заполненных научными результатами, неуклонно возрастало по экспоненте. Прайс открыл закон, который управлял путем самого знания.

Это направило его мысль в новое русло. Он чувствовал, что его прозрение открывает окно в ясное и определенное будущее, в котором ученые будут освещать светом знания все то, что пока еще не ясно в окружающем мире, пока темных уголков не останется вовсе. Прайс взволнованно обсуждал свое открытие с партнером по игре в бадминтон, молодым британским историком Сирилом Паркинсоном; они перебрасывались идеями, одновременно перекидывая через сетку волан.

Не желая уступать, во время этих словесных матчей Паркинсон сформулировал собственный закон, который, как он полагал, был столь же революционным. Неуклонный рост бюрократии также мог быть описан математически. «Неплохо», – сказал Прайс, но держал с Паркинсоном пари, что его собственный закон прославит его больше. Он проиграл. Закон Паркинсона, в самом общем виде формулируемый как «Работа заполняет все время, отпущенное на нее», вскоре стал известен во всем мире, а закон Прайса канул в Лету. Позже сам он отмечал, что закон Прайса действует по крайней мере в физике металлов, но его друзья знали, что это слабое утешение.