Прежде всего нужно было достать денег.
Страховка – вот ведь когда проникают в сознание западные стандарты! – конечно, пришлась бы кстати. Но страховки не было, потому что стандарты проникли еще недостаточно глубоко, а если и проникли, то не прижились или, привнесенные в родную российскую действительность, оказались не столь безупречными.
Потому страховки не было, а встревоженных владельцев полотен Маковского, Кустодиева, Бенуа, хлебниковского серебра, черепахового гребня – будь он неладен! – портсигара с сапфировой застежкой и прочая, прочая… следовало ожидать с минуты на минуту.
И – черт побери! – в большинстве своем это были отнюдь не интеллигентные арбатские старушки.
Переговоры предстояли трудные и в высшей степени неприятные. Унизительные ожидались переговоры.
Но как бы там ни было, деньги следовало найти.
Второй вопрос был еще сложнее – и главное, ощутимо саднил в душе Игоря Всеволодовича глубокой, свежей, но уже воспалившейся раной.
Кто и зачем?
Ответ известен. Лежит на поверхности.
Даже запах – убойной силы парфюм давешнего визитера – вроде сквозит еще временами в тесном пространстве.
Предчувствия – опять же будь они не ладны! – оказались на высоте.
Однако – в добрых голливудских традициях – с парой пистолетов за поясом в соседскую лавку не ворвешься. И никто – с учетом обстоятельств загадочных и туманных – за такие трюки не возьмется.
Себе дороже.
Шевельнулся было в душе скользкий стукач-червячок – атавизм, наследие прошлой жизни, – захотелось вдруг рассказать милицейским про визит чернорубашечника.
Старое, забытое чувство защемило в груди, времен, пожалуй, самоотверженных «Знатоков».
Выложить все как есть с деталями, подробностями и собственными предположениями – и успокоиться, вздохнуть судорожно, но уже с облегчением.
Дело в надежных руках, ты – вне опасности.
Потому что «мы все время на посту».
Иллюзия, конечно, – ему ли не знать? – но иногда помогало.
Теперь не помогает – смолчал.
Сыщики, впрочем, не слишком донимали вопросами.
К обоюдному удовольствию, сговорились обстоятельную беседу отложить.
– Я, пожалуй, останусь. – Борис Львович неожиданно вошел в образ героя. И немного мученика.
– Зачем? Подметать черепки? Охранять черепки? Сейчас заколотят витрины, опечатают дверь, напишем объявление по поводу претензий – и можете считать себя в бессрочном отпуске.
– И все же… Будут приходить люди. Что им ваше объявление? Бумажка. Нужно говорить… Я посижу.
– Воля ваша.
Первым делом он связался с владельцем своего прекрасного дома.
Суть проблемы тот уловил сразу и, к счастью, не стал растекаться соболезнованиями.
Цокнул пару раз языком и перешел к делу.
– Желающие были, да и теперь, думаю, есть. Но цена вопроса, как ты понимаешь… Во-первых, внутреннюю отделку мы делали под тебя – состоятельные люди, как правило, имеют свои представления о том, что есть хорошо. Представления, конечно, совпадают, и довольно часто. Но это время. А деньги – ты говоришь – нужны завтра.
– Завтра я скажу: вчера.
– О том речь…
И – понеслось.
Завертелось.
В какой-то момент Игорь Всеволодович даже подумал несколько отстраненно: «А может,
Ясность, впрочем, не давала повода для оптимизма, если не сказать больше – дела складывались из рук вон плохо.
Надежды на некий, даже относительно благополучный, исход таяли с каждым днем, как льдинки в апреле.
К чести Игоря Всеволодовича, он не заметался и не
Не забегал по людям – знакомым, малознакомым и не знакомым вовсе, – и ладно бы за помощью – всего-то вывернуть душу и получить взамен скупую пайку вежливого сочувствия.
На дежурное «Как дела?» не пускался пространно, с упоением мазохиста излагать хронику своих несчастий.
Не являлся знакомым бледным призраком немого укора.
Надо сказать, такое случалось со многими, прежде достойными и даже сильными людьми, попавшими в серьезные передряги.
Игорь Всеволодович называл это
Возможно, слишком хорошо знал – неудачников сторонятся.
И правильно делают: неприятности – заразная напасть. И цепкая, вроде гиблой трясины.
Колокольчик на посохе прокаженного сам по себе слышен за версту.
Дурная молва всегда бежит впереди.
Однако ж тиражировать собственную эпитафию?… Увольте!
Допивая утренний кофе – крепкий, ароматный, сваренный, как положено, в медной джезве, с перцем и корицей, – Игорь Всеволодович уже более не сомневался.
Настроение по-прежнему было отвратительным, но решение идти на салон – непоколебимым.
В конце концов, слухи о его смерти были действительно сильно преувеличены.
Что ж! Интересующиеся – пусть убедятся.
Все было кончено в пятницу, 19 декабря 1919 года.