Читаем Антикварная книга от А до Я, или пособие для коллекционеров и антикваров, а также для всех любителей старинных книг полностью

Распространенный в Европе семейный принцип переплетного ремесла совершенно не прижился в России. Мы не видим здесь ни одной династии переплетчиков. Еще раз оговоримся, существовали переплетные мастерские, где работали родственники, но того случая, чтобы сын знаменитого мастера стал сам знаменитым мастером, мы не знаем (разве что в среде старообрядцев). Трудно сказать, отчего так происходит, очевидно, от того, что ремесло переплетчика, хотя бы хорошо оплачиваемое, позволяло мастерам выдвигать своих потомков на более высокую ступень в социальной иерархии; к тому же кроме сноровки в переплетном деле нужны постоянные необходимые условия – это и сама мастерская, и подмастерья, и качественные материалы, и дорогостоящие инструменты.

В России мы видим преимущественно выходцев из Европы, которые приглашались для руководства мастерскими, но эти мастера обычно не оставляли здесь своего «профессионального потомства», хотя бы обучение русских учеников и входило отдельным пунктом в их контракт. На примере Переплетной палаты Академии наук видно, что плеяда выдающихся немецких мастеров так и не смогла приготовить достойной смены среди русских подмастерьев и учеников – последние либо рано умирали, либо спивались (тоже обычно рано). Кроме одного-двух мастеров невозможно назвать никого, кто бы, исправно выучившись, работал переплетным мастером. Здесь важен акцент на самом слове мастер. В нынешнем языке оно является синонимом мастерового человека вообще, тогда как в XVIII–XIX веках было высшей ступенью в иерархии ученик – подмастерье – мастер и путь от подножья до вершины мог занимать несколько десятков лет, хотя мало кто, как мы сказали, смог его пройти до конца.

Итак, любой переплет книги XIV–XX веков, который не является издательским или сделанным заново в XX веке, является владельческим переплетом. В литературе вопроса в годы советской власти родился странный термин «индивидуальный переплет», в противопоставление «массовому»; эта терминология отражала, конечно же, принцип партийности, и ее применение в XXI веке кажется неприемлемым. Терминологическая пара «индивидуальный – массовый», безусловно, есть вариант удобной нашему нраву и уху градации, хотя бы и аполитичной, «владельческий – издательский». Когда возникают такие пары слов и начинаются словопрения относительно их употребления, то вспоминаются шуточные баталии академиков начала XX века, которые разгорелись в конце 1920‐х годов, после того как науки стали принудительно-номенклатурно делиться на общественные и естественные: тогда появились противопоставления наук общественных и антиобщественных, естественных и противоестественных. У нас случай не столь анекдотичный, но все-таки, брезгуя наследием партийности в науке, мы придерживаемся деления на владельческий и издательский.

Издательский переплет

Это тот, которым книга была снабжена при своем выходе из типографии, и сам термин этот относится к эпохе промышленного переворота, то есть издательский переплет является априори творением машинного процесса, а не ручного. Многократно заводятся разговоры на тот счет, мол, «ведь бывает, что одно издание частично переплетал один мастер и часть тиража вышла практически в идентичных переплетах». Да, бывает. Причем это встречается в значительно большей мере в Европе, нежели в России. И, к примеру, когда Королевская типография в Париже отдавала придворному переплетчику – будь то Дюбюиссон или Дером – «Королевский альманах» на очередной год и получала несколько десятков экземпляров в превосходных переплетах, то ныне мы не осмелимся назвать такие цветные сафьяны, пусть и с употреблением знаменитых цельногравированных пластин Дюбюиссона для украшения крышек, издательским переплетом. Или же когда Бозериан переплел в 1839 году для князя А. Я. Лобанова-Ростовского несколько особых экземпляров «Неизданных писем Марии Стюарт», то есть издатель получил из мастерской по крайней мере десяток одинаковых тисненых мозаичных марокеновых переплетов, – это также нельзя назвать издательским переплетом.

Итак, обязательное условие для наименования переплета издательским – наличие машинного переплета, употребленного для большей части тиража. Начало этого способа мы связываем с англичанином Арчибальдом Лейтоном, который ввел в употребление коленкор – он выдерживал тиснение в переплетной машине, одновременно будучи износостойким и достаточно дешевым (несравненно дешевле кожи). Машинное производство переплетных крышек, уничтожившее почти всех переплетных мастеров, знаменовало начало эпохи издательского переплета. Причем в этой области также имеются свои шедевры, а собирательство книг в издательских переплетах – отдельная тема коллекционирования, в которой существует и главный критерий – сохранность экземпляра.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Советская водка
Советская водка

Коллекционер Владимир Печенкин написал весьма любопытную книгу, где привел множество интересных фактов и рассказал по водочным этикеткам историю русской водки после 1917 года. Начавшись с водок, чьи этикетки ограничивались одним лишь суровым указанием на содержимое бутылки, пройдя через создание ставших мировой классикой национальных брендов, она продолжается водками постсоветскими, одни из которых хранят верность славным традициям, другие маскируются под известные марки, третьи вызывают оторопь названиями и рисунками на этикетках, а некоторые — нарочито скромные в оформлении — производятся каким-нибудь АО «Асфальт»… Но как бы то ни было, наш национальный напиток проник по всему миру, и дошло до того, что в США строятся фешенебельные отели по мотивам этикетки «Столичной», на которой, как мы знаем, изображена расположенная в центре российской столицы гостиница «Москва».

Владимир Гертрудович Печенкин , Владимир Печенкин

Коллекционирование / История / Дом и досуг / Образование и наука