Антикварная книга от А до Я, или пособие для коллекционеров и антикваров, а также для всех любителей старинных книг

Звенигородский ничего не нашел лучше, чем обратиться напрямую к обер-гофмейстеру князю М. С. Волконскому с личным письмом, в котором он 8 (20) октября 1896 года сетовал: «Я выслал во Францию 53 экземпляра моей книги… За такое пожертвование Французское правительство пожаловало мне орден Почетного Легиона 4‐й степени (officier de la Légion d`Honneur). Такая награда, конечно, не могла меня порадовать, тем более что ни в одно из государств я не выслал такого количества экземпляров моей книги, как во Францию». И просил «при случае переговорить конфиденциальным образом с графом Монтебелло о повышении степени пожалованного… ордена Почетного Легиона». Мы не знаем, имел ли место разговор князя Волконского с французским послом в Петербурге Густавом Луи Ланном, графом де Монтебелло, но повышения степени ордена не произошло. Эта история не только выпукло характеризует особенности характера Звенигородского, но, кажется, отчасти и демонстрирует мотивы всего его предприятия, которое, предназначавшись изначально лишь для удовлетворения его собственных амбиций, привело побочным образом к появлению шедевра русского книгопечатания.

Что касается редкости этой книги, то, в сущности, «Византийские эмали» стали таковыми немедленно после появления на свет. То обстоятельство, что книга не поступала в продажу, сделало ее вожделенной для коллекционеров. Впрочем, такие маститые собиратели, как А. П. Бахрушин и В. А. Дашков, получили экземпляры непосредственно от автора (оба ныне в ГПИБ), но были и те, кто не смог договориться с издателем. Это мы можем понять, например, по настойчивости Карла Гирземана, одного из наиболее известных книгопродавцев Европы, который публиковал во французской Bibliographie de la France в разделе «розыск» свои объявления об этой книге. Поражает та сумма, которую за свой экземпляр заплатил в середине 1900‐х годов А. Е. Бурцев: 400 рублей! По прошествии же столетия экземпляры не только в значительной степени сменили владельцев, но и осели в государственных собраниях (в РГБ, скажем, их десять), и сегодня книга эта более выделяется своей ценой, нежели действительной редкостью. Впрочем, наличие «Византийских эмалей» в традиционном книжном собрании носит в некотором смысле «обязательный характер», поскольку нет другой русской книги, столь же знаменитой.

Владельческие знаки

Владельческие знаки – это тот культурный слой, который нарастает на книге в процессе ее жизни. И обычно чем книга старше, тем больше она несет на себе всякого рода владельческих знаков. Главная цель таких знаков – демонстрация собственности владельца на конкретную книгу. Их можно разделить на три основных вида – владельческие записи, владельческие печати и собственно книжные знаки – экслибрисы и суперэкслибрисы.

Записи

Этот раздел самый многочисленный и поистине необозримый. Запись может представлять собой владельческий росчерк на форзаце или иметь торжественный вид – когда на титульном листе оставляет свой знак честолюбивый начальник паспортного стола или военком – тот, кто много лет совершенствовал эстетику собственной подписи и которая стала главным источником его вдохновения; но в большинстве случаев это росчерки, инициалы, почеркушки, фамилии полностью, и так далее, и так далее… Словом, великое множество оттисков человеческой письменности. Возможно, это и записи о награждениях – такие экземпляры, которыми отмечались наиболее прилежные и успешные в науках ученики, распространены уже несколько столетий; или же канцелярские пометы, или просто дарственные надписи от одного неизвестного другому. Насчет неизвестных надписей было всегда много шуток: после того как у нас на заре туманной юности побывал в руках экземпляр какой-то пристойной книги с записью «Любимой Песе Израилевне от Тосика», мой коллега сразу начал звать все мириады подобных надписей «тосиками», и это название настолько вошло в быт у букинистов, что, когда при описании экземпляра упоминаем о наличии на нем «тосика», без лишних вопросов понятно, о чем речь.

Важно сказать, что в советской историографии утвердился термин «рукописный экслибрис», которым зачастую обозначалась владельческая запись. Но поскольку сам термин «экслибрис» применим исключительно к тиражным владельческим знакам, то понятие «рукописный экслибрис» само по себе неверно, потому как это либо экслибрис (печатный, трафаретный, но всегда – тиражный), либо владельческая запись, пускай и привлекательная с точки зрения каллиграфии.

Печати