Антикварное золото

Поколебавшись еще немного, Крестовский полез в карман пиджака и вынул оттуда бумажный квадратик. Александру Антоновичу показалось, что он разворачивал свою бумажку целую вечность. Но вот наконец последний уголок был отогнут, и в лучах будто нарочно выглянувшего из-за туч солнца заблестела какая-то сложная штуковина, сотканная из множества золотых цепочек, с которых свисали тоненькие золотые листики, — ожерелье не ожерелье, диадема не диадема, а скорее какой-то головной убор, носить который полагалось сзади — в противном случае эти самые цепочки закрывали бы все лицо.

Банкир сообразил, что видит тот самый предмет, который его собеседник неделю назад так неудачно пытался предложить Маевскому.

У него слегка перехватило дыхание. Гронский не лгал, говоря, что его мало интересуют побрякушки. Но цену вещам он знал, да к тому же перед ним на мятом клочке бумаги лежала никакая не побрякушка, а самый настоящий антик — ну, или очень удачная подделка под антик. Но на создание такой подделки у Крестовского не было ни времени, ни денег. Подделку мог заказать этот его прапрадед, но зачем? Тот ведь, насколько знал Александр Антонович, тоже был не шибко богат, и тратиться на такие вот подделки ему, прямо скажем, было не по карману. Вот стащить втихаря, пока никто не видит, — это да, на это ни денег, ни большого ума не требуется. Так он, надо полагать, и поступил. И по прошествии стольких лет уже не суть важно, стащил он подлинный антик или подделку, заказанную и оплаченную его шефом, герром профессором Шлиманом…

— Так, — сказал он, предварительно откашлявшись в кулак. — Миленькая вещица. Это все?

— А что? — как и ожидалось, набычился Крестовский.

— Ну, при всех ее достоинствах на сто тридцать тысяч она никак не тянет…

— Еще как тянет, — немедленно возразил Крестовский. — Троя. Третье тысячелетие до нашей эры.

— Все это превосходно, — сказал Гронский. — Допускаю, что на хорошем, дорогом аукционе она могла бы уйти и за двести, и за двести пятьдесят… может быть, даже за миллион, с учетом того тумана, которого напустили вокруг этого пресловутого клада и сам господин Шлиман, и те, кто позже пытался разобраться в его… гм… деятельности. Но здесь-то не аукцион! И более того, что-то мне подсказывает, что ни до какого аукциона вы с этой штуковиной не доберетесь. Сами вы засыплетесь при попытке пройти таможенный контроль, а наймете специалиста — он вас просто кинет, как ребенка, на чем ваши попытки разбогатеть и закончатся. Короче, чтобы не терять время на унизительный для нас обоих торг, даю вам за нее двадцать тысяч.

— Сколько?!

— Двадцать. Больше вам никто не даст. Да вам вообще никто ничего не даст, потому что вы загремите на нары, как только попытаетесь это продать. Я готов списать с вашего долга двадцать тысяч долларов, и ни центом больше. Правда, ваших проблем это не решит, квартиру вы в этом случае все равно теряете…

— Очень мило, — вставил Крестовский.

— Но ведь это же не единственная вещь, которую слямзил… простите, приобрел ваш предок, верно? Смотрите, как все просто: шесть-семь подобных штуковин, и мы в расчете. Только не надо произносить это слово! — торопливо добавил он, увидев, что Крестовский открыл рот.

— Какое слово? — угрюмо поинтересовался тот.

— Вы знаете какое. Грабеж. Никакого грабежа, обычный бизнес. Спрос диктует предложение, это аксиома. Вы видели где-нибудь объявления: «Куплю предметы, украденные из клада Приама»? В газетах? На столбах? Быть может, на автобусной остановке? Нет? Так с чего вы взяли, что эта вещь стоит больше, чем двадцать тысяч или даже пять? На ней не написано, откуда она, и кто-то другой взялся бы купить ее у вас только по цене золотого лома. Я не грабитель, Дмитрий Петрович, но и не филантроп, и моя заинтересованность в этом деле практически равна нулю. Исключительно из уважения к вам — вот почему я это делаю.

Гронский замолчал, давая собеседнику время подумать. Сам он, воспользовавшись паузой, разглядывал лежащее на столе украшение, в котором варварская грубость обработки металла странным и волнующим образом сочеталась с изяществом и красотой замысла. Эта вещь притягивала его как магнитом, и он вдруг подумал, что, если Крестовский не клюнет на заброшенную удочку, придется применить силу. Если понадобятся пытки, будут пытки, лишь бы сказал, где прячет остальное…

— Вольно же вам было проигрывать такие деньги, — проворчал он, чтобы слегка разрядить обстановку. — Тоже мне, олигарх, владелец заводов, газет, пароходов… Так что вы решили?

— А что тут решать? — отчаянным голосом произнес Крестовский. — Разве у меня есть выбор?