Антиквары

— Остальное — как и следовало ожидать. Работал этот гад опять в торговле, воровал, небось, потом ушел на пенсию, а год назад умер... Своей смертью. В комнате с камином.

— А родственники?

— Братья с войны не вернулись. Жена умерла в пятьдесят третьем.

«Пока Грачев сутяжничал», — подумал Корнилов.

— А других родственников бог ему не дал. И правильно сделал.

— Значит, драгоценности принадлежали Грачеву?

— Если ты считаешь слово «принадлежали» в данном случае уместным. Ведь он их на ворованное масло выменивал. На водку. И брал только старинные. И не скупал, как его сообщницы, ни картин, ни фарфора... Знал, что рано или поздно попадется.

— А после войны, наверное, жил как крот, раз шкатулка не тронута, — сказал Корнилов.

— Это никому не известно, как он жил! Судя по тому, что кольцо Фетисовой оказалось в его шкатулке, старых своих занятий Грачев не бросил!

— А перед капремонтом кто жил в комнате?

— Старушка одна, — ответил Белянчиков и, вспомнив об устойчивом запахе псины в комнате с камином, добавил: — С собачкой.

— С собачкой, — повторил Корнилов. — Чего-то в этой картине все же не хватает.

— Не хватает того, кто продал Грачеву кольцо Фетисовой, сказал Белянчиков.

10

Разыскать Елену Сергеевну Травкину теперь не составляло для Бугаева никакого труда. Тем более, что жила она, по словам Казакова, где-то на Петроградской стороне.

«Ну, держись, Марина-Елена! — думал он, записывая адрес Травкиной, полученный в адресном бюро. — Теперь мы с вами поговорим серьезно. О том, кто из нас грибы в рабочее время собирает. И внимательно посмотрим в ваши голубенькие глазки!»

Жила Травкина на Лахтенской улице, рядом с Большим проспектом. «И еще, оказывается, соседка!» Бугаев жил на Бармалеевой.

Возбужденный удачей, майор зашел к Корнилову.

— Попалась птичка, товарищ полковник, — сказал он, едва переступив порог кабинета. Игорь Васильевич показал на стул.

— Рассказывай.

Бугаев обладал не так уж часто встречающимся в наше время даром рассказывать предельно лаконично, не упуская в то же время ни одной важной детали. Корнилов слушал его с удовольствием, время от времени делая заметки на листке бумаги. Один раз он только прервал Семена. Спросил:

— Значит, Травкину директор по фотороботу опознал, а Гогу не узнал на фотографии?

— Да. Посмеялся: «Женщины запоминаются лучше!» Он еще крепыш, этот директор.

Когда Бугаев рассказал, как доктор наук выхватил у него из рук коробку из-под сигарет, полковник долго смеялся.

— Так прямо и выхватил? И в карман? А ты не сгреб его в охапку?

— Вижу, мужик симпатичный. Не убежит, как та коза...

— Корнилов некоторое время молчал, постукивая карандашом по листу бумаги, на котором делал свои заметки. Потом сказал:

— Знаешь, Семен, тебе с Травкиной встречаться не надо.

— Почему?

Игорь Васильевич внимательно посмотрел на Бугаева.

— Неужели не понимаешь?

— Не понимаю, — упрямо ответил Бугаев, хотя прекрасно понимал, что женщина будет чувствовать себя при разговоре с ним неловко. Ему казалось, что он сумеет преодолеть эту неловкость. Он умел находить с людьми общий язык. А кроме того, он считал, что если человек сказал неправду, то его не следует лишать возможности хотя бы покраснеть за свой проступок. Корнилов тоже так считал. Но, очевидно, в его взгляде на проблему были свои оттенки.

— Значит, и не поймешь, — вздохнул полковник. — Только все ты понимаешь, но слишком самоуверен...

— Игорь Васильевич?!

— Поговорю с ней я, — отрезал Корнилов. Семен понял, что спорить бесполезно, и с нарочитым смирением склонил голову.

— Ну и тип ты, Бугаев! — поморщился Игорь Васильевич и подумал о том, что мог бы майор с его способностями давно стать подполковником или даже полковником, если бы некоторых больших начальников не отпугивал легкий налет бравады да острый язык Семена. Из-за этого он вечно числился в молодых и недостаточно серьезных, хотя по части серьезного отношения к делу с ним мало кто мог сравниться. Ну, а что касается возраста, то он, как говорится, был мужчиной средних лет. Готовился к своему сорокалетию.

— Как ты думаешь, — продолжал полковник, — куда могла твоя знакомая идти с вещевым мешком?

— В том, что она на волейбольную поляну шла, товарищ полковник, у меня нет сомнений. Но зачем?

И почему с мешком? Не за рваной же чужой сеткой!

— А почему ты уверен, что она на поляну шла? поинтересовался Корнилов. — Что там за поляной?

— Лес. Лесопарковая зона. Может, она за грибами шла?

— А за лесом что? — не обратив внимания на упоминание о грибах, настаивал Корнилов. — Не тянется же лес до самой Вологды!

— Вот что за лесом, я не выяснил, — виновато сказал Бугаев. — Мы же сразу в машину сели и к Шитикову поехали.

— Потом бы мог поинтересоваться. — Полковник смотрел на Семена строго. — А то уцепился за версию, что женщина за сеткой шла, и попался, как мальчишка. У меня на выяснение, что там, за лесопарковой зоной, ушло полторы минуты. Снял трубочку... — Он показал на телефон. — И получил информацию о существовании деревни Лазоревка. У Елены Сергеевны, может быть, в этой деревне родственники проживают. Или она там дачу снимает...