АнтиNаполеон

Пишегрю теперь терять было нечего. Официальные пути возвращения во Францию были ему заказаны. а узурпировавшего власть Наполеона он ненавидел лютой ненавистью. Заговорщики сумели убедить Пишегрю, что и Моро питает враждебные чувства к первому консулу.

Генерал Моро, конечно, был честолюбец, это Пишегрю прекрасно знал, но честолюбец он был крайне нерешительный. Да, он давно ненавидел Наполеона и именно за Брюмерский переворот, приведший того к власти. С тех самых пор он поставил себя в молчаливую оппозицию новому режиму. Якобинцы считали, что Моро — убежденный республиканец, знавшие же его роялисты были уверены, что он из одной ненависти к первому консулу согласится им помочь. Но как он поступит на самом деле? Это для Пишегрю пока оставалось загадкой…

Всезнающая мадам де Сталь в своих «Мемуарах» писала:

«Моро, человек, наделенный безупречной нравственностью, неоспоримым воинским талантом и умом, в высшей степени справедливым и просвещенным, позволил себе в разговорах жарко порицать первого консула… Для человека благородного весьма естественно выражать свои мнения, не задумываясь о последствиях, однако действия Моро слишком явно занимали первого консула, и потому подобное поведение не могло не погубить генерала. Бонапарту требовался предлог, чтобы арестовать человека, выигравшего столько сражений; предлог отыскался если не в делах, то в речах Моро».

* * *

Полиция исправно делала свою работу и ежедневно доносила первому консулу о том, что успевала узнать. А рассказать было о чем, ведь уже были арестованы и допрошены тайный агент Бурбонов Фош-Борель, а также нескольких шуанов, участвовавших в заговоре. Один из них, Буве де Лозье, поведал, что Жорж Кадудаль высадился в Бивилле с борта английского корабля капитана Райта в конце августа 1803 года, а встреча Моро, Пишегрю и Кадудаля в Париже все же состоялась 25 января 1804 года.

Этот Буве де Лозье был офицером-роялистом, адъютантом Жоржа Кадудаля и одним из его самых ближайших соратников, отвечавшим за связь с Англией. На первом допросе государственному советнику Реалю не удалось «выбить» из него ничего определенно го. Но когда Реаль удалился, тот повесился у себя в камере. Стражники услышали предсмертные хрипы арестованного и вытащили его, полуживо го. из самодельной петли.

Когда Реаль вернулся в тюрьму Тампль, он велел снять с ног шуана обувь и посадить в кресло на колесиках. После этого Буве де Лозье придвинули к пылающему жаром камину.

— Я все расскажу! — закричал он, не вытерпев боли. — Пишегрю в Париже! Бога ради, отодвиньте кресло! Кадудаль и Пишегрю встречались с генералом Моро!

Вот так была получена эта важнейшая информация. Метод не очень гуманный, зато надежный и проверенный веками.

Американский историк Вильям Миллиган Слоон по этому поводу пишет так:

«Тайная полиция первого консула не стеснялась прибегать к пытке, чтобы выудить у некоторых из участников показания, которым уже поэтому нельзя придавать сколько-нибудь серьезное значение».

Измотанный длительным допросом Реаль помчался из тюрьмы во дворец Сен-Клу, где проходил бал. на котором присутствовал Наполеон. Обвитый лентами серпантина, осыпанный блестками и конфетти, первый консул оставил танцующих и уединился с Реал ем в дальнем кабинете.

— Ну, удалось узнать что-нибудь важное?

— Они встречались с Моро…

— Ну вот видите! Сколько раз я говорил вам. Реаль. что вы не знаете и четверти этого дела…

После этого Наполеон срочно потребовал себе протокол допроса Буве де Лозье.

В протоколе говорилось о том, что роялисты хотели воспользоваться услугами генерала Моро, что они прибегли для этого к помощи генерала Фредерика де Ляжоле, роялиста по взглядам, служившего в свое время под началом Моро. Тот изложил своему бывшему начальнику разработанный в Лондоне план. 25 января Ляжоле вместе с Пишегрю и Кадудалем ездили навстречу с Моро на Елисейские поля.

— И как только Моро мог позволить втянуть себя в подобную аферу? — удивленно сказал первый консул, возвращая протокол Реалю. — Ведь это единственный человек, который мог причинить мне беспокойство, единственный, кто мог иметь шанс против меня. И так попасться. Все-таки моя звезда не изменяет мне.

Но дело тут было вовсе не в счастливой звезде Наполеона. Истинную причину называет профессор Слоон:

«Расставляя свои ловушки неосторожным противникам, правительство Бонапарта не колебалось пользоваться всеми средствами, какие только попадались ему под руку».