Антисемитизм в древнем мире

Для характеристики отношения «хозяев страны» к проживающим в стране иностранцам и психологии самих этих иностранцев особенно поучителен мим Геронда «Содержатель публичного дома», написанный в Александрии в III в. до Р. Х., т.-е. как раз в эпоху расцвета египетской диаспоры и в самом ее центре. Действующие лица мима — не евреи, а иностранцы с обычной психологией, по терминологии того времени — метэки. Здесь представлены оба только что обрисованных нами типа иноплеменников-поселенцев: Баттар, содержатель публичного дома, простолюдин, иностранец, сам признающий себя гражданином второго сорта, и Фалет-Артимм, крупный негоциант, всячески скрывающий свое происхождение и прикидывающийся чистокровным греком. Баттар говорит:

…Я метэк, и он метэк также:Не как хотим живем, а так как нам можно.

Как разрешают нам… (ст. 8-10).

Он возмущен замашками Фалета:

Ему бы надо знать, какая он птица,

Что он за дрянь! Ему-б дрожать всегда надоПред каждым гражданином, как бы он ни былНичтожен и дурен — с меня пример взял бы! (ст. 28–31)

и характеризует его так:

Фригиец, из Артимма, ставший Фалетом,Чтобы показаться греком… (ст. 37–38).

Так было и с народами, попавшими в вавилонский плен: они либо признавали себя гражданами второго сорта, либо принимали вавилонский облик и культуру и бесследно ассимилировались (Klamroth, 81). Стоя на такой общепринятой тогда точке зрения, евреи должны были считать, что Иегова побежден Мардуком и в переселении в Вавилон видеть указание на то, что отныне они должны были поклоняться вавилонским богам (ср. Jer. 44 ₁₆). Этого не произошло: евреи, как мы видели, уже на родине приучились не обусловливать своего национально-патриотического чувства политическою независимостью; им легче, чем другим, было сделать и следующий шаг, и консолидироваться в национально-государственный организм без своей территории. Однако нельзя не признать в корне ошибочным выведение этих особенностей еврейской правовой психологии из еврейской религии: наоборот, возникшее в эпоху плена представление, по которому Иегова есть Бог всего мира, а Израиль лишь его возлюбленный сын, только проекция на небо такого факта, что евреи, оставаясь национально-государственным целым, живут во всем мире, а Палестина (хоть в мечтах) — их религиозный центр.

Всякому патриотически настроенному народу свойственно ставить себя не ниже, а выше окружающих народностей. Поэтому и евреи, не смущаясь urbi et orbi заявляют, что они выше тех народов, в среде которых они живут, — и по происхождению, и по культуре. Приобретая экономическое и политическое влияние, занимая видные посты в государствах рассеяния, они ассимилируются лишь до известной границы, с гордостью заявляя о своей национальности и сохраняя ее отличительные черты. Полная ассимиляция беспощадно клеймится, как ренегатство; боязнь общественного мнения делает такую ассимиляцию сравнительно редкой.

Понятно, с каким чувством должны были отнестись к евреям ввиду этой их особенности «хозяева страны». К униженным иноплеменникам, к этим жалким гражданам второго сорта, относились, пожалуй, даже со снисходительной жалостью. Более обидно и оскорбительно было, когда эта сволочь выходила в люди; однако заимствование полностью местной культуры и внешнего культурного облика давало возможность вскоре забыть о пятне на происхождении этих людей. Иное дело, когда эти выскочки, эти «мещане во дворянстве» на каждом шагу подчеркивают — своим обликом, обрядами, манерой держаться, рассуждениями — свое «хамское» происхождение и когда, в то же время, экономическая или общественная роль, занимаемая этими людьми, сплошь и рядом не позволяет «поставить их на место». Естественно, что хозяева страны не могли оставаться равнодушными к этому еврейскому «нахальству». Результатом этой особенности и явились озлобление и ненависть к евреям.