Читаем Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца полностью

Карпов в СССР — центральная пропагандистская фигура, идол коммунистической молодежи и член ЦК ВЛКСМ, личный друг кремлевских палачей, (как и космонавтов) тщательно отбирали из массы претендентов, перед как сделать чемпионом. Он должен быть образцом советской морали, воплощением идей коммунизма, непобедимым, как сама советская власть. Его анкетные данные должны быть безупречны. Конечно же русский (а не какой-то сомнительный еврей), конечно же из «рабочей семьи» с кристально чистой родословной и биографией. Проиграть он не может, ему не дадут. За ним — вся система с миллиардами рублей, миллионами шпионов, дипломатов и членов зарубежных компартий. Целые армии «сереньких» по всему миру. Гротескная сцена появления советской «шахматной делегации» на Филиппинах, состоящей почти из двух десятков кагэбэшников, магов, специалистов по каратэ и возглавляемой полковником Батуринским, вполне достойна пера Булгакова.

С другой стороны, Корчной — не только «отщепенец», «перебежчик», «изменник Родины», имя которого запрещено произносить в СССР, но еще и человек, осмелившийся добиваться своих человеческих прав, Уже до начала игры его, так сказать, лишили нескольких фигур. Его семью держат заложниками в Советском Союзе, сыну угрожают тюрьмой. О каком-либо «юридическом равенстве сторон» и говорить смешно. Даже символической защиты швейцарского флага он лишен под нажимом «советской стороны». Ни одна страна мира не защищает его интересов. Свободный мир будет рад, если Корчному удастся освободить его от советского владычества хотя бы в шахматах, но сам для этого ничего сделать не рискнет.

Борьба Корчного— борьба одиночки против безжалостной машины угнетения, опутавшей мир, по причуде судьбы перенесена из застенков советских концлагерей на шахматную доску в Багио. Но мало что от этого изменилось. Словно в далекой Москве, бесцеремонно хозяйничают здесь гэбэшники, а Корчной каждый день должен проходить сквозь строй ненавидящих глаз.

Поразительно, как в этом матче, словно в капле воды, отразилось бессилие Свободного мира перед лицом советского шантажа, подкупа и насилия. Бессилие и разобщенность, проявляющиеся в каждом конфликте с СССР. Мы часто помаем голову, почему это ООН ни разу не осудила нарушения прав человека в СССР, почему Всемирный совет церквей ни разу не осудил расправы над верующими? Мы удивляемся, почему весь мир с такой готовностью снабжает СССР технологией, кредитами, станками и машинами, хлебом и маслом? Мы удивляемся, что это советские делают в Анголе и Эфиопии, Южном Йемене и Афганистане? И почему это, как только советские, зарвавшись, попадают впросак, весь мир с готовностью бросается помогать им «спасти лицо», словно нет другой заботы у Свободного мира?

Книга Корчного дает удивительно простой ответ на эти вопросы. Как и пресловутое жюри матча, мир готов сделать все, только чтобы стало наконец спокойно. Мир готов уступить во всем, лишь бы мировой бандит наконец насытился и угомонился. Ведь мир — это просто множество Кинов, Кампоманесов, Филипов и Маркосов. В лучшем случае таких, как Эйве. И наплевать им, что тем временем «серые» начинают и выигрывают с необычайной легкостью одну страну за другой...

1980

«НЕВОЗВРАЩЕНЕЦ»

Какова предыстория матча в Багио? Можно смело сказать, что подготовка к нему — психологическая, шахматная и конечно же политическая — началась уже вскоре после моего первого, московского, матча с Анатолием Карповым. Напомню: проходил он в конце 1974 года, и Карпов в ожесточенной борьбе добился права встретиться в матче за шахматную корону с американцем Робертом Фишером.

Советские спортивные боссы тогда и не подозревали, что четыре года спустя я вновь встану на пути их «уральского самородка». Они сделали все, чтобы непокорный гроссмейстер — нарушитель «советских норм поведения» — утратил практическую силу и навсегда выбыл из рядов мировой шахматной элиты. Мне не только закрыли дорогу на международные турниры и срезали гроссмейстерскую стипендию, главное — против меня восстановили так называемое «общественное мнение», со всеми вытекающими из этого в СССР последствиями.

В феврале — марте 1975 года, под маркой усиленной подготовки к матчу Карпова с Фишером, ведущих советских гроссмейстеров обязали представить в письменном виде их оценку стиля и силы игры Фишера, а заодно, для сравнения, и Карпова. Этого я совсем не настроен был делать. Карпов завел со мной сепаратные переговоры. Он просил прислать доклад ему лично, на случай если я опасаюсь делать это через официальные каналы (критика в его адрес была в стране строжайше запрещена). В обмен он обещал спустить на тормозах давление, оказываемое на меня официальными и общественными — что в Советском Союзе практически одно и то же — организациями. Того, что он хотел, Карпов от меня не добился.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России

Споры об адмирале Колчаке не утихают вот уже почти столетие – одни утверждают, что он был выдающимся флотоводцем, ученым-океанографом и полярным исследователем, другие столь же упорно называют его предателем, завербованным британской разведкой и проводившим «белый террор» против мирного гражданского населения.В этой книге известный историк Белого движения, доктор исторических наук, профессор МГПУ, развенчивает как устоявшиеся мифы, домыслы, так и откровенные фальсификации о Верховном правителе Российского государства, отвечая на самые сложные и спорные вопросы. Как произошел переворот 18 ноября 1918 года в Омске, после которого военный и морской министр Колчак стал не только Верховным главнокомандующим Русской армией, но и Верховным правителем? Обладало ли его правительство легальным статусом государственной власти? Какова была репрессивная политика колчаковских властей и как подавлялись восстания против Колчака? Как определялось «военное положение» в условиях Гражданской войны? Как следует классифицировать «преступления против мира и человечности» и «военные преступления» при оценке действий Белого движения? Наконец, имел ли право Иркутский ревком без суда расстрелять Колчака и есть ли основания для посмертной реабилитации Адмирала?

Василий Жанович Цветков

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза