Антисоветская блокада и ее крушение

Январское решение Верховного совета Антанты еще отнюдь не означало, что империалистические державы полностью покончили с политикой военно-экономической блокады. Документы свидетельствуют о том, что в течение почти всего 1920 и отчасти 1921 г. эта политика еще в значительной степени оставалась в силе, хотя открыто уже не провозглашалась, а ее результативность снизилась вследствие разгрома основных сил внутренней контрреволюции, ухода с территории Советской России части интервентов и заключения мирного договора РСФСР в феврале 1920 г. с буржуазной Эстонией, а затем с Латвией и Литвой.

Общее состояние отношений Советской России с капиталистическим миром в 1920 г. В. И. Ленин охарактеризовал на IX съезде РКП (б) следующим образом: «Государства Антанты с большевиками находятся ни в мире, ни в войне, у них есть и признание нас, и непризнание».^{388} И в самом деле, с одной стороны, решение о снятии блокады и возобновлении торговли с «русским пародом» означало заметный поворот в политике империалистических держав в «русском вопросе». В. И. Ленин считал это «крупным фактом международного значения», благодаря которому, хотели или нет того правительства стран Актанты, Советское государство оказывалось в «сфере всемирных междугосударствепных отношений» и получало известные возможности перехода к мирному строительству.^{389}

С другой же стороны, совершенно справедливо резолюция Верховного совета Антанты от 16 января 1920 г» была оценена Советским правительством лишь как «теоретическое снятие блокады»,^{390} сопровождавшееся массой оговорок, недомолвок и возможностей возврата к прежнему курсу.

Ограниченность и недостаточность нового хода в «шахматной игре союзников»^{391} была хорошо раскрыта М. М. Литвиновым в интервью редактору одной из английских газет вскоре после опубликования резолюции Верховного совета от 16 января 1920 г. «Парижское решение относительно блокады, — говорил Литвинов, — пока является только бумажным заявлением, которое еще должно быть проведено в жизнь». Для нормального развития торговли необходимо создать политические условия: взаимное представительство, свободные телеграфные сношения и т. д. В заключение заместитель наркома иностранных дел отметил, что «экономическое значение парижского решения всецело зависит от искренности намерений и общей политики союзников по отношению к России».^{392}

Общая же политика главных капиталистических держав в «русском вопросе» почти на всем протяжении 1920 г., представляла собой сочетание мирных и военных форм, колебание от переговоров с большевиками до подготовки и поддержки польского наступления на Советскую Россию.^{393} Все это, естественно, не могло не отражаться на характере отношений, складывавшихся под влиянием решения 16 января, и определяло состояние неполной, или скрытой, военно-экономической блокады Советского государства.

В чем же конкретно выражалась эта политика в 1920 г.? Основными элементами военно-экономической блокады было запрещение союзными державами гражданам своих стран вести торговлю с РСФСР, предложение нейтральным государствам следовать той же тактике, установление морской блокады северного, Балтийского и Черноморского побережий Советской России. Все эти меры не претерпели заметных изменений после принятия Верховным советом Антанты решения о возобновлении сношений с «русским народом» и лишь с течением времени и под влиянием изменившейся политической обстановки начали медленно отмирать. Вопрос о возможности деловым людям вести торговлю с РСФСР не получил никакого разрешения почти в течение всего 1920 г. во Франции и был чисто формально решен в США лишь в июле этого года. В официальном заявлении госдепартамента на этот счет от 7 июля 1920 г. единственная позитивная фраза об отмене ограничений, «стоявших до сих пор на пути торговли и сношений с Советской Россией», терялась среди массы оговорок, двусмысленных толкований и регламентаций. В нем говорилось о том, что остаются в силе прежние ограничения в отношении экспорта ряда товаров производственного назначения, отказ от «политического признания в данный момент или в будущем» Советской власти, ведение экономических отношений и торговли деловыми людьми исключительно на «свой страх и риск», без поддержки правительства США. В заявлении содержались различные предостережения относительно «законности» товаров, которыми располагало Советское государство, о том, что выдача паспортов, виз, а также почтовая связь с Россией не возобновлялись и т. п.^{394} Двусмысленность и лицемерие этого документа были сразу же вскрыты Л. К. Мартенсом, который 8 июля 1920 г. указал, что заявление госдепартамента от 7 июля 1920 г. «отнюдь не разрешает проблемы установления торговых отношений между Россией и Соединенными Штатами».^{395} Даже инициатор снятия блокады — английское правительство — был весьма далек от того, чтобы быстро и решительно покончить со старой политикой.