Антология «Битлз»

Все это вылилось в то, что мы начали сочинять и исполнять собственные песни. Поначалу мы играли их только в клубе «Кэверн». Кажется, первой собственной песней, которую мы исполнили, была одна из самых неудачных, под названием «Like Dreamers Do» (которую позднее тоже стали петь другие). Поначалу и этого вполне было достаточно. Мы отрепетировали ее и начали играть, она всем понравилась, потому что была новой. Услышать ее можно было только придя на наш концерт.

Оглядываясь назад, мы понимаем, что поступали очень разумно, хотя действовали интуитивно: мы превращались в группу, не похожую на другие».

Джон: «Исполнять собственные песни мы начали в Ливерпуле и Гамбурге. Играть „Love Me Do“ („Люби меня“), одну из наших первых песен, Пол стал, когда ему было лет пятнадцать. Так мы впервые осмелились сыграть что-то свое. Для нас это было не просто, поскольку мы играли отличные чужие вещи — Рея Чарльза, Ричарда и многих прочих (72). (Я часто пел старую песню из репертуара „Олимпикс“, двенадцатитактовую вещь под названием „Well“, в клубе „Кэверн“) (80). Было довольно трудно взять и запеть „Love Me Do“. Мы считали собственные песни сыроватыми. Но постепенно мы преодолели страх и решили попробовать» (72).

Джон: «Когда «Битлз» бывали подавлены, думая: «группа катится в никуда, это безнадежное дело, мы прозябаем в убогих гримерках», я говорил: «Куда мы стремимся, ребята?» И они отвечали: «на вершину, Джонни!» А я спрашивал: «А где это?» — «На самом верху, где собираются лучшие!» — «Правильно! — воскликнул я. — Тогда и на нашей улице тоже будет праздник».

Пол

: «Множество наших песен, наверное, нельзя назвать классными. (Думаю, будь мы просто классными, наша судьба сложилась бы иначе.) Но у нас были свои плюсы. Джон играл «A Shot Of Rhythm And Blues» («Порция ритм-энд-блюза») или «You Really Got A Hold On Me» («Ты взяла меня в плен») — их можно было назвать классными. Но потом у нас появились такие вещи, как «If You Gotta Make A Fool Of Somebody» — действительно потрясающая песня, потому что это был, вероятно, первый вальс в стиле ритм-энд-блюз.

Я никогда не мог понять разницу между просто красивой мелодией и клевой песней в стиле рок-н-ролл. Отец и другие родные привили мне любовь к таким балладам, как «Till There Was You» и «My Funny Valentine», и я считал их отличными. То, что мы не стеснялись играть разные песни, означало, что репертуар группы становился разнообразным. Без этого мы не могли обойтись, потому что играли много песен, подходящих для кабаре. Песни вроде «Till There Was You» и «Ain't She Sweet» — вещи, которые могли бы с успехом звучать поздно ночью в кабаре. Они свидетельствовали о том, что мы нечто большее, чем еще одна группа, играющая рок-н-ролл.

В тот период возник творческий дуэт Леннон / Маккартни. После «Love Me Do» мы начали писать более глубокие, сильные вещи. Теперь уже никто не мог подойти к нам и заявить, что «Till There Was You» — ерунда».

Нил Аспиналл: «Гастроли группы становились все более продолжительными, она уезжала все дальше и дальше от Ливерпуля, скажем в Суиндон. Ого! Такая даль! А еще в Саутпорт и Кру, потом в дансинги Манчестера. Им была нужна реклама, контракт на запись пластинок, но добиваться этого пришлось долго, их постигло немало разочарований.

Брайан повсюду возил с собой пленку, которую записали в «Декке».

Джон

: «Мы заплатили около пятнадцати фунтов за запись пленки на студии «Декка». С ней Брайан Эпстайн связывал надежды. Он сам съездил на поезде в Лондон вместе с этой пленкой, но вернулся подавленным, и мы поняли, что нам опять не повезло.

Если послушать эту пленку, она звучит неплохо. Не супер, но неплохо, тем более для тех времен, когда тон задавали «Тени», особенно в Англии. Но сотрудники студий были туповаты, и, когда они слушали демонстрационные записи, они хотели услышать новых «Теней». По существу, они эту пленку и не слушали — знаете, как слушают музыку такие люди, — они искали то, что уже отжило. Новое они пропускали мимо ушей.

Это стало тогда большим ударом для нас — без записей нам было не на что надеяться (74). Мы думали, что ничего не добьемся. Только Брайан твердо верил в нас и часто повторял это, как и Джордж. Брайан Эпстайн и Джордж Харрисон.

Возвращаясь из Лондона, Брайан какое-то время старался не встречаться с нами. Ему было трудно видеть нас, потому что он получил двадцать отказов. Наконец он приходил, чтобы объявить: «Боюсь, нас опять не приняли». К тому времени мы сблизились с ним и видели, что он действительно принимал это близко к сердцу. Он боялся сказать нам, что мы опять провалились (72).