Антология истории спецслужб. Россия. 1905–1924

Но чем способнее шпион, чем большее количество граждан он склоняет на измену своими умелыми подходами, чем больше он достигает порученных ему задач, тем больше вреда он приносит объекту его воздействия, тем больше он заслуживает внимания со стороны контрразведки, охраняющей тайны, на которые покушается этот шпион, тем решительней она старается обезвредить его. Поэтому с точки зрения контрразведки термины, как то: шпион, изменник, предатель — понятия однозначащие, определяющие опасное для государства явление, с которым она призвана бороться, и в этой борьбе прибегает к тем же способам. Обычно правительства своим контрразведкам тоже не читают нравоучений о позоре шпионства, измены и предательства, а лишь требуют защиты элементов, составляющих тайну. И контрразведка при первом удобном случае склоняет к измене того же шпиона противника, чтобы при его содействии обезвредить других. А это тоже в своем роде измена. И если по каждому такому случаю будут разведчики и контрразведчики возмущаться, то им и работать не удастся. И плоха та теория, которая вместо объяснения фактов преподносит свое негодование.

Итак, с точек зрения интересов правительства, командования, разведки и контрразведки, не всякий шпионаж является вредным, а следовательно, не всякий и преступен, а лишь шпионаж противника — фактического или предполагаемого, сомнительного союзника и вообще соседей.

На чем же основаны толки о якобы «позорной кличке шпиона» и стремление в некоторых случаях подменить это верное понятие другим словечком, хоть и не к месту употребляемым, и что оно означает? Нужно прямо сказать, что ни каких прочных оснований этой сентиментальности нет, а она вытекает из нравственного возмущения людей, это означает мышление не при помощи познаний, а желаний. Что это за нравственность, которая ведет войну за одно слово против другого, против ясного понятия за путаницу? Это нравственность устарелая. Она пережиток далекого прошлого, остаток двойной морали, в которой практика резко расходилась с теорией; когда люди стыдились собственных поступков и для усиления своей совести искусственно смягчали противоречия между словом и делом, прикрывая свои дела условной терминологией. Поэтому литература старого Генерального штаба мало трактует о шпионстве, а когда касается этого вопроса, то впадает в двойственность. С одной стороны, она признает возможность и необходимость шпионства, а с другой стороны, не имеет смелости признать его неизбежным злом, следствием чего являются толки о «позоре» и т. п. Выходит, что и необходимо шпионство и позорно оно. Дав указания об организации шпионства, описав значение его, утешать себя, что оно позорно, означает, мягко выражаясь, отсутствие последовательности.

Не эти противоречия имеют свое историческое объяснение. Старый Генеральный штаб в большинстве своем вел свою родословную от средневекового рыцарства, откуда частично и унаследовал психологию. Несмотря на процесс исторического развития, в корне изменивший способы ведения войны, командный состав продолжал оставаться замкнутой кастой, что и способствовало сохранению старых моральных традиций. Хотя ходом исторического развития он и далеко увлечен от средневекового рыцарства, однако не усвоил духа времени. Он еще сочетает в себе остатки рыцарской гордости с хитростью биржевика, стоя одной ногой в средних веках, а другой в XX столетии.

И лишь начавшаяся в XX веке гражданская война толкнула «бравых командиров» стать обоими ногами в XX столетие, на путь империализма со всеми его последствиями. Теперь они снимают свои средневековые очки и задумываются о новом способе войны — войны посредством армий шпионов, которыми они пользовались много веков робко и стыдливо.

Из всего этого следует, что теоретикам и практикам шпионажа вовсе не нужно ломать голову над подбором слов, затемняющих понятие, а называть явления их собственными именами. Разведчикам и контрразведчикам, которые решились на подобное «злодеяние» в силу сознания, что это неизбежное зло данной исторической эпохи, нужно иметь мужество, не обманывая себя, сознавать то дело, которые они исполняют, называя вещи их подлинными именами.

Гораздо большая заслуга перед государством заключается в изучении фактов, чем в подтасовке слов, которые сути дела не меняют, но затемняют сознание и этим способствуют врагам. Как бы шпиона не называли, от этого все коварные его свойства не изменятся, а следовательно, занимаясь шпионажем, нужно себе давать вполне ясный отчет в этом деле. Снявши голову, по волосам не плачут.

Смоленск. Январь, 1924 г.