Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 1. Аркадий Арканов

Через два дня пришло новое письмо от Вани: «Аркан! Мой ход — «Се7». Извини за задержку. Этот ход я написал тебе сразу в ответ на твою короткую рокировку, но отправить не успел, так как улетал в срочную командировку в Магадан. Письмо взял с собой, чтобы отправить оттуда. Но в Магадане за ужином я познакомился с одним типом, который украл у меня бумажник с деньгами, паспортом и письмом с твоим ходом. Поздравляю тебя с женитьбой. Сообщаю, что со Светой мы тоже расписались и ее бывший муж Павел был у нас свидетелем. С нетерпением жду ответного хода. Ваня».

Прочтя письмо, я тут же оценил трагизм ситуации, когда ничего не подозревающий Ваня ознакомится с малоизысканным сочинением, которое я ему переправил, и сделать уже ничего не мог. Вдогонку я послал ему пространное объяснение и сыграл конем с b1» на «d2».

Через месяц я получил следующее послание: «Аркадий Михайлович! То, что вы живете в столице, еще не дает вам права оскорблять мою жену и меня глупыми выходками. Представьте себе, что Светлана первой прочла вашу весточку и заявила, что, если еще раз увидит в доме хотя б пешку, немедленно потребует развод. Не понимаю, что мы вам сделали плохого в дебюте. Только моя преданность шахматам заставляет меня продолжать игру и сделать короткую рокировку. Прошу отныне высылать мне ходы до востребования, если вы не хотите разрушить мою семью».

Приблизительно около года у нас ушло на выяснение отношений. К этому времени у меня родился сын.

Еще через семь лет, когда мы уже вышли из дебюта и я пожертвовал ему пешку, Ванина жена засекла его на почте, где он получал от меня очередной ход до востребования. после чего он попросил разрешения перейти на шифр. В последующие несколько лет мы обменивались интересными посланиями…

«Константин Тймофеевич переехал с Арбата, дом 1, в Борисоглебский переулок, дом 2» (что означало: «Кра 1 b2»), — писал я ему.

Он мне отвечал: «У нас в цирке сошла с ума одна лошадь черной масти и прыгнула в третий ряд амфитеатра на четвертое место» — и я понимал, что конь его пошел на поле «d3»…

Через 23 года после начала партии он сообщил, что его дочь выходит замуж и на свадьбе у них будет лихтенбургская королева Жанетта VI. Я понял, что его ферзь перебрался на «еб». и написал ему, что в качестве свадебного подарка высылаю ему белого слона седьмым поездом в пятом вагоне.

В ответ я получил вежливое письмо от Светланы, в котором она просила слона на свадьбу не присылать, так как его держать негде, а лучше выслать его стоимость деньгами…

Мы стали брать тайм-ауты. Он — по причине хронической связки по вертикали «а» и гипертонии. Я — из-за сердечной недостаточности качества ввиду неудачной женитьбы сына…

Постепенно фигуры с нашей доски начали исчезать… И в возникшем окончании у меня были сдвоенные внуки на ферзевом фланге, сто рублей пенсии и много других слабостей…

У него была сильная проходная внучка в центре, но зато два инфаркта по большой диагонали…

На 83-м ходу он… взял очередной тайм-аут. И на этот раз навсегда. Последнее письмо я получил от его шестидесятилетней дочери: «Папа накануне просил написать вам, что предлагает ничью…» Я вынужден был согласиться, хотя, откровенно говоря, моя позиция к этому моменту уже тоже была безнадежной…

1985

Разная музыка из окна напротив,

или

Влияние сервиса на жизнь…

Впервые —

в Лит. газ. (№ 14, 1986).

…Травка была молоденькой, зеленой, незапылившейся. Над головой щебетала какая-то счастливая пташка. Из окна напротив лилась мягкая кофейная музыка, комфортабельно распластываясь на приглушенных бархатными низами ударах большого барабана. Ветерок по касательной изредка пошевеливал голубоватые занавески. Во рту у Поленьева оставался прохладный привкус зубной пасты. Время от времени он проводил тыльной стороной кисти по своим щекам и подбородку, ощущая выбритую до состояния младенчества кожу. Пахло хвойным лосьоном, и впереди была целая жизнь… И в этой жизни в маленьком городке у моря ждала его завтра Белла-Беллочка-Беллиссимо…

Длинноногая газель в желтой юбочке с пианистическими пальцами на руках скакала с камня на камень вдоль берега мутно-зеленого моря, и до безрассудства оставалось каких-нибудь тридцать восемь часов. И целых восемь лет — до тридцати. И восемнадцать — до сорока. И сто лет — до пятидесяти. И бесконечность — до финала, который и не предвиделся…

Поленьев сделал стойку на голове, отжался от пола и на руках прошел в кухню. Мама-мамуля-мамулиссимо, привыкшая ко всему, поставила чашечку кофе ему на ступни, и он ушел в комнату… Оставалось совсем немного — позвонить и узнать, когда уходит сегодняшний поезд в маленький городок у моря.