Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 52. Виктор Коклюшкин

За много лет я насочинял много. И всякий раз, составляя сборник, задумывался: а что включить? В своих воззрениях я не меняюсь, но время… Что раньше вызывало интерес, теперь рождает уныние, что побуждало улыбнуться, сегодня — вздохнуть, почесать затылок и плюнуть!

И вот опять я кумекаю: что явить читателю, дабы не упасть в его глазах, не ляпнуться в невнимание. Тем более что рассказы дороги мне по-своему: вот этот я написал в гостинице на гастролях; этот в троллейбусе, когда ехал сквозь солнечный весенний день из своей молодости в зрелость. А вот этот — в реставрационном бюро, где работал старшим инженером и по вечерам, едва все уходили домой, гасил верхний свет и в волшебном полусвете настольной лампы плыл сквозь облака сигаретного дыма вперед к гонорару!

Поэтому, изрядно поломав голову, я принял единственно правильное решение. Взял рукописи в охапку и бросил под потолок. Когда порхание бумажек, лай собак и недоуменный возглас жены успокоились, я стал собирать листочки в стопку, беря первые попавшиеся.

«А если кому-то что-то не понравится — объяснил жене — скажу: я не виноват — судьба!»

«А если понравится всем?» — вдруг спросил сын.

«Ну уж это навряд ли! — ответил я. И нравоучительно добавил: — Смысл жизни не в том, чтобы все птицы пели, как соловьи, а в том, чтобы каждая птичка пела свою песню!»

Витя… То есть Виктор Михайлович

Про крылья

В кино снимаюсь, играю монаха, который крылья сделал и с колокольни упал.

Мне крылья сделали, говорят: «Давай!» Столкнули с колокольни, а я — полетел.

Режиссер кричит: «Ты что — роль забыл? Ты ж должен упасть!»

Столкнули меня, а я опять полетел. В деревне дело было, ребятишки бегут, вопят: «Осень! Мужики на юг улетают!»

Бабка какая-то кричит: «Милок, поищи сверьху мою корову! А то она пошла траву щипать, а куды — не сказала!»

Фермер орет: «Что ж ты порожним летаешь — распыли удобренья, иначе эти твари весь урожай сожрут!» Я кричу: «Какие твари?!» Он кричит: «Да эти — городские!»

Режиссер кричит: «Дубль третий! Ты должен взмахнуть и упасть!»

Я взмахнул и полетел. Он кричит: «Этого не может быть! Монах упал!»

Я кричу: «Я атеист. Вернее, — кричу — я верю, что Бог есть, но не верю, что мы в него верим!»

Режиссер кричит: «Твою мать! Слезай с неба! Урежьте, — кричит, — у него крылья, чтоб он сразу брякнулся!»

Урезали мне крылья на пол метра, я взмахнул и — полетел.

Оператор орет: «Что ж он, гад, делает — у меня пленка скоро кончится! Дайте ему снотворного или слабительного, чтоб его в полет не тянуло!»

А у колокольни уж все население деревни собралось. Тракторист орет: «Что он тут как птичка порхает! Лучше б за бутылкой сгонял!»

Бабка кричит: «Он небось денег хотит, а на мою пензию можна тока корову кормить, а с ее молока и я жива!»

Фермер орет: «Им легче за границей продукты покупать, чем свой урожай сохранить! Ну что ему стоило синильной кислотой сверху побрызгать!»

Старичок кричит: «Ето мафия! Оне тута казину хотят построить, чтобы наши бабы им стриптиз показывали!»

Баба Нюрка орет: «Я ему и без казины покажу! Все одно тут меня, кроме меня, никто не видит!»

Режиссер кричит: «Ты что — издеваешься?! Сейчас солнце зайдет! Немедленно приколокольнивайся!»

Я кричу: «У монаха не получилось, а я — лечу!»

Помреж кричит: «Ну, кретин! Ему внизу постелили, чтоб мягко падать, а он летает и еще разговаривает!»

Учительница у колокольни объясняет детям: «Это иллюзия — обман зрения!»

Я кричу: «Дети, не верьте! Я лечу, вы же видите!..»

Девочка сквозь слезы говорит: «Мы видим, но если скажем, что видим, учительница может двойку поставить!»

Ну, сел я на колокольню, головой об колокол стукнулся, и где сильней загудело — не понять!

Подрезали мне крылья так, что они чуть больше ладоней стали.