Время вытекло сквозь песочные часы средневековья, но тот же песок сыплется обратно, опять перетекая из одной половины в другую. На круглом циферблате время роняет свои семена, никогда не возвращаясь. Ирония форм: новый дух заимствовал свою форму у мертвой реальности, в то время как буржуазия носит на своих запястьях смерть своего времени, как дешевое украшение, столь характерное для гуманистического легкомыслия, причем каждый из них ходит по кругу. Но это ни к чему не приводит, и вот мы живем в эпоху часовщиков. Экономический императив превратил человека в живой хронометр с отличительными свойствами на запястье. Всему свое время: время для работы, для прогресса, производства, потребления и программирования, время для развлечения, для поцелуя, фотографирования, время, время, время. Время — деньги. Время — товар. Время выживания.
Пространство — это точка на прямой времени в механизме превращения будущего в прошлое. Время контролирует жизненное пространство, но контролирует его снаружи, позволяя ему проходить мимо, транзитом. Но пространство индивидуальной жизни не есть чистое пространство, как время, мимо которого оно несется, не есть чистое время. Это заслуживает более углубленного изучения. Каждая точка, завершающая прямую времени, уникальна и особенна, но как только к ней прибавляется следующая, предыдущая тонет в однородной линии, поглощенная прошлым наряду с другими прошедшими временами, в его чреве. Различить их уже невозможно. Таким образом, каждая точка добавляется к линии, в которой и исчезает.
Власть гарантирует свою продолжительность по принципу разрушения и замещения, но в то же время те, кого поощряют потреблять власть, разрушают и возобновляют ее. Если власть разрушит все, она разрушит и саму себя, но если она ничего не будет разрушать, то будет разрушена сама. Только меж двух полюсов этого противоречия осуществляется ее продолжительность, и диктатура потребляемости сближает их день ото дня. И продолжительность власти подчиняется простой продолжительности людей, или, иными словами, постоянству их выживания. Вот почему проблема диссоциированного пространства-времени ставится сегодня в революционных терминах.
Космос жизни вполне может быть вселенной мечтаний, желаний и успешного творчества, но в порядке продолжительности это только одна точка, сменяющая другую — они текут в определенном направлении навстречу своему разрушению. Точка появляется, растет и исчезает в анонимной прямой прошлого, где ее труп дает пищу для историков и спонтанных воспоминаний.
Преимущество живой точки пространства в том, что она частично избегает обобщенной системы обусловленности. Ее недостаток в том, что сама в себе она ничто. Пространство повседневной жизни отвлекает немного времени на свой собственный конец, оно заключает его в себя и присваивает. С другой стороны, время, которое утекает прочь, впитывается в живое пространство и придает ему чувство быстротечности, разрушения и смерти. Остановимся на этом подробнее.
Точечное пространство ежедневной жизни похищает часть «внешнего» времени, благодаря которому оно создает ограниченное унитарное пространство-время: это пространство-время моментов творчества, удовольствия и оргазма. Сфера этой алхимии — одна минута, но жизненная интенсивность ее такова, что вызывает у большинства людей ни с чем не сравнимое притяжение. В глазах Власти, которая наблюдает со стороны, эти страстные моменты ничего не значат — мгновение, перетекающее из будущего в прошлое. Линия объективного времени ничего не знает и не желает знать о настоящем как о субъективном единовременном моменте. И, в свою очередь, субъективная жизнь концентрируется на пространстве точки моей радости, моих удовольствий, моих мечтах и не интересуется временем, которое течет мимо, в линейном времени, времени вещей. Наоборот, она хочет знать все о своем настоящем, хотя это всего лишь настоящее.
Таким образом, пространство жизни вытягивает из времени, уносящего его прочь, ту часть, которая создает его настоящее, или, скорее, пытается это сделать для настоящего, которое всегда должно быть создаваемо.
Это единое пространство любви и поэзии, удовольствия и общения... Это живой опыт без мертвого времени. С другой стороны, линейное время, объективное время, время, которое утекает прочь, вливает, в свою очередь, пространство, включаемое в ежедневную жизнь. Оно представляется как отрицательное время, как мертвое время, отражение времени разрушения. Это время роли, время без жизни как таковой, время, которое заставляет ее терять свою сущность и побуждает непосредственное пространство жизни съеживаться и принимать притворный и театральный характер. Пространство-время, появившееся в результате этого гибридного брака, это только пространство-время выживания.