Антология современной уральской прозы

«Они карабкались на его карету, влезали на запряжённых в неё лошадей, со всех сторон кидали ему букеты фиалок и примул. Короче говоря, Наполеон всё время находился в объятиях своего народа». (Стендаль).

Но великий призрак — великое мгновение — избранным: скученному историческому меньшинству, и — скучнее: волей случая... или обнищать — до величия большинства, на котором свет окургужен и теряет вид... а прочим палящим, стреляющим глазкам — опала, мелкий пострел... а всему процветающему артиллерийскому парку — парки шлют анютины виды. Ах, почему это магистральное зрелище — почти божественное, хоть — по недоказуемости, существует не всегда? Не существует — всегда... всегда — не существуете. Разве — интерполяция... Или: адаптированная натура — анаграмма, и чуть переставишь некоторые буквы её законов, деталь, сместишь в пейзаже акценты — и..! Чуть-чуть. Но моя наклонность к крайностям, что передирают друг с друга — себе на оборот... И кто слеп на великое — уже не пеняйте на окривевшее время, речь — о неусыпном!

Да и когда протиснуться к персонажу и шелушить оком от корсиканских сапог до французской короны — любому: Анюте, Магде — как не пост-фактум, устроивший избранным — пост, развоплотивший плотность напирающих избранных? И — не церемонясь в доблестях и соизволениях — волочиться с ним на какую-нибудь войну, расхрабрившись шабли или шамбертеном, и составить с его томящимся ликом — бал, взявший с места — в кадриль золотой цепочкой парижской ночи, чтоб очнуться — мазуркой под солнцем Варшавы, эта ореховая россыпь копыт... ах, каблучков, ночной перестук подкаблучных герцогств и княжеств, этот бал на всю Европу!.. И уставиться над его плечом в карты — в те или эти. И даже — как вспархивает от бумаг — на спешные тайные эскапады: успешный штурм пиитических форм — тех или этих — со знаменитой тюильрийской внутренней лесенки, пересчитывая в колчане часов две ядовитых стрелы и на подъёме снижая сюжет — до правдоподобия — затасканным прозаизмом неотстёгнутой сабли... и по ходу сюжета щекоча неотступных читателей — неотстёгнутой (затасканной) саблей...

Не подтверждает ли абсолютное допущение нас — под розы: к герою — превосходство уроженцев Слова? Вернее, не обращает ли Слово абсолютные допущения — в явь?

Но кое-кто клеится к сабле всерьёз — за чистую (золотую) монету! Всерьёз норовит — не возвратиться с войны... И в одном из вариантов гость, собственно, явившийся — подчеркнуть своё отсутствие (красным отточием закатных солнц — в знак купюры... кильватерной струей зари?)... явившийся исчезнувшим...

в самом деле — случайный: та вечная случайность, что всегда на устах — первый из всех! — то есть расхожий символ мимолётности, или неуловимости, до которой растиражирован, а не действительный гость — и за ним, право, незачем далеко ходить. И высматривать в нём иные смыслы: вас с ним, его с вами и с прочим шатким предметом, ведь мгновение, зацепившее героев на мушку, — смехотворная несущественность... повторяемая — до бесконечности. И совсем нонсенс — справляться о конечных пунктах его дорог, о каких-то особенных победах и — особенно пленяться его горбоносым профилем.

Его профиль — отсутствие. По коей причине — и только! — его обставил какой-нибудь столь же плоский фигляр, выскочивший в деды традиции — или гостя, ясно — также отсутствующий... также сверкавший юной бабушке с мушкой, с изюмом — саблей за пятой: запятой меж баталиями, щипнув сдобной омеги, развенчавшей красоткину спинку, но выщипал в бабушке от омеги до альфы — такую брешь! — аж высвистнуло вояку-дочь, каковую та азбучно завела в голове... и так далее, и чем далее — тем он виднее: тем, дальним... Так и эта свистушка — неурождённая Паллада — беспочвенно сверкала какому-нибудь буквоеду-герою — как щитом — блестящим сыночком... уж вовсе случайным гостем — мелькнувшим пред Магдой на террасе, на витке из неразличимых — в невидимые: для Магды, для нищих анютиных глаз, и не её бы способность — раздуть из мухи...

Но — продолжение болтовни: под мухой, под розой? Я считал, что преследую мир — с лёгкостью моего пера... а в итоге — с упрямством и невольничеством осла? Но что сравнится с меткостью пламени?! Сегодня во мне сгорела последняя страница. Хотите великодушно признать мой труд? — и надменно: — Помилуйте. Он сияет, как солнце, собственным светом!

В самом деле, не само ли отсутствие — ускользнувший сюжет?