Я хотел нанести парфянам сокрушительный удар зимой, после того как человек, который лучше меня, обессилит их. Но Вентидий украл у меня победу. Ему хватило смелости это сделать: трах, бум! — и нет моей победы. Я очень рассердился, расстроился. Я недооценил его и Силона, мне даже в голову не приходило, как они талантливы. И поэтому я поверил Деллию. Другой причины нет. Я хотел разрушить достижения Вентидия, я хотел видеть его опозоренным, может быть, даже казненным, как Сальвидиена. Это сделал тоже я, хотя Сальвидиен и как человек хуже, и как командир. Я был так поглощен Октавианом, что упустил из рук Восток, отдал вожжи Вентидию, моему верному продавцу мулов».
Он заплакал, раскачиваясь на складном стуле с кожаным сиденьем, глядя, как слезы капают в вино, упиваясь своим горем, как черная собака упивается кровью. О горе, раскаяние! Никто никогда больше не посмотрит на него так, как раньше. Его честь запятнана так, что не отмоешь.
Когда час спустя в комнату вбежал Ирод, Антоний был таким пьяным, что не узнал его.
Вошел Вентидий, посмотрел на Антония и сплюнул на пол.
— Найди его слуг и скажи им, чтобы уложили его в постель, — резко сказал Вентидий. — Туда, в мою комнату. К тому времени, как он проспится, я уже буду на полпути в Сирию.
И это было все, что узнал Ирод.
Два дня спустя Антоний, трезвый, но все еще под воздействием вина, поведал ему эту историю.
— Я поверил Деллию, — с жалким видом сказал он.
— Да, Антоний, это было неразумно. — Ирод попытался быть веселым. — Ну, что сделано, то сделано. Самосата взята, Антиох убежал в Персию, а трофеи превзошли все ожидания. Хороший итог войны.
— Как Вентидий взял город?
— Он изобретатель, поэтому придумал, что надо делать. Он составил гигантский шар из кусков цельного железа, прикрепил его к цепи и свесил цепь с башни. Затем он запряг пятьдесят быков и оттащил шар как можно дальше за башню. Когда цепь натянулась, он разрубил связь между шаром и животными. Шар полетел, как чудовищный кулак, и со страшным шумом ударил в стену. Я даже заткнул уши. И стена пала! За один день он проделал достаточную дыру, чтобы тысячи солдат пробрались в город. Оказывается, у жителей Самосаты не было другой защиты, кроме стен. Никакого войска, ни плохого, ни хорошего — ничего!
— Я слышал, он еще изобрел свинцовый снаряд для пращи.
— Ужасное оружие! — воскликнул Ирод, коснувшись руки Антония. — Антоний, теперь, когда Вентидий уехал, командуешь ты. По крайней мере, ты должен осмотреть город и увидеть, что натворил этот шар. Эти стены стояли пятьсот лет, но ничто не устоит перед римской армией. Ты не выглядишь очень голодным, но твои легаты беспомощно бродят, не зная, что делать дальше. Поэтому я организовал обед в моем доме. Пойдем! Это придаст всем бодрости, включая и тебя.
— У меня болит голова.
— Неудивительно, учитывая, какую мочу ты пил. У меня есть очень сносное вино, если это то, что тебе нужно.
Антоний вздохнул, вытянул вперед руки и посмотрел на них.
— Похоже, что они все могут удержать, правда? — спросил он с дрожью. — Но они упустили контроль.
— Чепуха! Хорошая еда — свежий хлеб и постное мясо — все поправит.
— Что происходит в Иудее?
— Ничего особенного. Силон отличный человек, но двух легионов оказалось недостаточно, и к тому времени, как прибыл третий легион, Антигон спрятался в Иерусалиме. Тот город взять труднее, чем этот ассирийский аванпост. Кстати, Вентидий был очень добр ко мне.
Антоний поморщился.
— Не растравляй рану. В чем это выразилось?
— Он дал мне денег, и я смог поехать в Египет и пополнить запасы продовольствия в крепости Масада, где находятся моя семья и семья Гиркана. Но я не становлюсь моложе, Антоний, а евреям нужен, э-э, жесткий правитель. Они вооружаются и проводят учения.
Поскольку все легаты были осторожны и не упоминали о Вентидии, к концу первой недели в Самосате Антоний смог почувствовать себя командиром. Но вина перед Вентидием заставила город сильно пострадать от рук Антония. Все население было продано в рабство в Никефории, где представитель нового царя парфян Фраат купил их в качестве рабочей силы. У него не хватало рабочих после казни значительной части своего народа, от самых низших до самых высших. Его собственным сыновьям пришлось умереть первыми. Но своего племянника, некоего Монеса, он упустил. Тот убежал в Сирию и исчез, к большой досаде для Фраата, которому нравилось быть царем.
Стены Самосаты были снесены. Антоний хотел использовать их для строительства моста через Евфрат, но река была такая глубокая и сильная, что сносила камни, как рубленую солому. В конце концов он просто разбросал их повсюду.