Марк Випсаний Агриппа, двадцати двух лет, был таким, каким должен выглядеть римский аристократ. Высокий, как Цезарь, мускулистый, худощавый, с необычным, но красивым лицом. Нависшие брови, твердый подбородок, суровый рот. Жесткие, как щетина, ресницы прикрывали глубоко посаженные глаза, поэтому не сразу можно было разглядеть, что они карие. Но происхождение его было низким, и по этому поводу Тиберий Клавдий Нерон фыркал: кто когда-нибудь слышал о семействе Випсаниев? Самнит, если не из Апулии или Калабрии. В общем, италийская накипь. Только Октавиан полностью оценил глубину и широту его интеллекта, способного руководить армиями, строить мосты и акведуки, изобретать всякие приспособления и инструменты для облегчения труда. В этом году он был городским претором в Риме, ответственным за все гражданские судебные иски и распределение уголовных дел по судам. Тяжелая работа, но недостаточно тяжелая, чтобы удовлетворить Агриппу, который еще взял на себя часть обязанностей эдилов. Предполагалось, что эти достойные люди заботятся о зданиях и учреждениях Рима. Считая их паршивым сборищем лентяев, он взял под контроль водное снабжение и канализацию, к большому неудовольствию компаний, с которыми город заключал контракты по их обслуживанию. Он серьезно говорил о таких вещах, как ликвидация засорения сточных труб при разливах Тибра, но боялся, что в текущем году это не получится сделать, поскольку сначала надо нанести на карту многомильную сеть сточных труб и дренажных канав. Однако ему удалось добиться некоторых улучшений на акведуке Марция, лучшем из существующих в Риме. Начато строительство нового акведука Юлия. Водное снабжение Рима было лучшим в мире, но население города росло, а времени оставалось мало.
Агриппа был до конца человеком Октавиана, но не слепо преданным, а интуитивно. Он знал слабости Октавиана и его сильные стороны и заботился о нем, как Октавиан никогда не заботился о себе. Об амбициях и речи быть не могло. В отличие почти от всех «новых людей» Агриппа ясно понимал, что это Октавиан, в силу своего высокого рождения, должен иметь власть. Его же роль — роль верного Ахата, и он всегда будет с Октавианом, который возвысит его намного выше его социального статуса. Есть ли лучшая судьба, чем быть вторым человеком в Риме? Для Агриппы это было больше, чем заслуживал любой «новый человек».
Гай Цильний Меценат, тридцати лет, происходил из древнейшего рода этрусков. В его роду были хозяева Арретия, оживленного речного порта на излучине реки Арн, где сходятся Анниева, Кассиева и Клодиева дороги из Рима в Италийскую Галлию. По причинам, известным только ему самому, он отбросил свое родовое имя Цильний и стал называться просто Гай Меценат. Его любовь к хорошим вещам сказывалась на полноватой фигуре, хотя при необходимости он мог предпринять изнурительную поездку по поручению Октавиана. Лицом он немного напоминал лягушку, потому что его бледно-голубые глаза имели тенденцию вылезать из орбит — греки называли это экзофтальмией.
Известный остряк и рассказчик, Меценат, как и Агриппа, обладал широким и глубоким умом, но другого качества: он любил литературу, искусство, философию, риторику и собирал не античные горшки, а новых поэтов. Агриппа шутил, что Меценат не умеет затеять пьяную драку в борделе, но знает, как ее остановить. Более красноречивого и убедительного оратора, чем Меценат, было не найти, как и человека, более подходящего для интриг и заговоров в тени, за курульным креслом. Подобно Агриппе, он связал свою судьбу с возвышением Октавиана, хотя его мотивы не были такими чистыми, как мотивы Агриппы. Меценат был «серым кардиналом», дипломатом, торговцем судьбами людей. Он мог мгновенно выявить полезный для него изъян и совершенно безболезненно вставить в слабое место свое сладкое слово, нанося рану похуже, чем кинжалом. Меценат был опасный человек.
Квинт Сальвидиен, тридцати одного года, был родом из Пицена, этого гнезда демагогов и политических зануд, где выросли такие светила, как Помпей Великий и Тит Лабиен. Но свои лавры он завоевал не на Римском Форуме, а в боях. Симпатичное лицо, стройная фигура, копна ярко-рыжих волос — причина его прозвища Руф — и проницательные, далеко видящие голубые глаза. У него были огромные амбиции, и свою карьеру он «привязал» к хвосту кометы Октавиана как кратчайший путь наверх. Время от времени пиценский порок шевелился в нем: а не поменять ли ему стороны, если это будет благоразумным? В планы Сальвидиена не входило оказаться на стороне проигравшего, и иногда он думал, действительно ли Октавиан обладает всем необходимым, чтобы победить в предстоящей борьбе. Благодарности в нем было мало, верности вообще никакой, но он искусно прятал все это, и Октавиан даже представить не мог, что такое возможно. Сальвидиен старался быть осторожным, но порой он сомневался, не раскусил ли его Агриппа, так что в присутствии Агриппы он тщательно следил за своими словами и поступками. Что касается Мецената — кто знал, что чувствует этот елейный аристократ?