Затем она устроилась на ложе, но достаточно далеко от Антония, чтобы избежать его объятий, поползновения к которым она заметила. «Слухи определенно обоснованны. Если судить по его приветствию, он не принадлежит к утонченным любовникам. Великолепное создание, ну и ну! Он думает о женщинах как о вещах, но я, — решила Глафира, — должна постараться стать более ценной принадлежностью, чем его лошадь, его секретарь или его ночной горшок. И если он переспит со мной, то я принесу жертву богине, чтобы она дала мне девочку. Девочка от Антония может выйти замуж за царя парфян — какой союз! Хорошо, что нас учили, как сосать их члены вагиной и делать это лучше, чем проститутки делают это ртом! Он станет моим рабом».
Итак, Антоний остался в Комане до конца зимы, и когда в начале марта он наконец отправился в Киликию и Тарс, он взял Глафиру с собой. Его десять тысяч пехотинцев не имели ничего против такого неожиданного отпуска. Каппадокия была страной женщин, чьих мужчин убили на поле боя или обратили в рабство. Поскольку эти легионеры были такими же хорошими фермерами, как и воинами, они обрадовались перерыву. Цезарь первый навербовал их по ту сторону реки Пад в Италийской Галлии, и если не считать высоких гор, Каппадокия не очень отличалась в смысле фермерства или скотоводства. После себя они оставили несколько тысяч гибридных римлян в материнских утробах, надлежащим образом подготовленную и засеянную к весне землю и много тысяч благодарных женщин.
Они шли по хорошей римской дороге между двумя вздымающимися хребтами, углубляясь в обширные благоухающие леса с соснами, лиственницами, елями, пихтами, сопровождаемые постоянным шумом ревущей воды. Но на перевале у Киликийских ворот дорога стала такой крутой, что они то и дело буквально скатывались с нее. Спускаться вниз было так же приятно, как есть соты с медом с горы Гиметт, но если бы им пришлось подниматься вверх, то душистый воздух был бы испорчен великолепными латинскими непристойностями. Поскольку снег теперь таял быстро, воды с верховьев реки Кидн кипели словно в огромном котле. Но после Киликийских ворот дорога стала легче и ночи теплее. И они быстро дошли до берега Нашего моря.
Тарс, расположенный у реки Кидн, около двадцати миль в глубь материка, появился перед ними неожиданно. Как и Афины, Эфес, Пергам и Антиохия, этот город запомнился большинству римской знати даже после кратковременного визита. Настоящая жемчужина, очень богатый город. Но не теперь. Кассий наложил на Тарс такой огромный штраф, что, даже расплавив все произведения искусства из золота или серебра независимо от их ценности, жители Тарса были вынуждены постепенно продавать простой народ в рабство, начав с людей самого низкого происхождения. К тому времени как Кассий, устав ждать всю требуемую сумму, уплыл с пятьюстами талантов золота, которые Тарс едва смог наскрести, в городе с полумиллионным населением осталось всего несколько тысяч свободных людей. Но их богатство было уже не вернуть.
— Клянусь всеми богами, я ненавижу Кассия! — воскликнул Антоний, оказавшийся намного дальше от богатств, которых он ожидал. — Если он так поступил с Тарсом, что же тогда он сделал с Сирией?
— Выше нос, Антоний, — сказал Деллий. — Не все потеряно.
К этому времени он уже заменил Попликолу как главный источник информации для Антония, чего он и добивался. Пусть Попликола радуется тому, что остается близким другом Антония! Он, Квинт Деллий, согласен быть человеком, чьи советы Антоний ценит. И как раз в этот тяжелый момент у него нашелся полезный совет.
— Тарс большой город, центр торговли киликийцев, но, когда Кассий показался на горизонте, вся Киликия Педия постаралась держаться подальше от Тарса. Киликия Педия богата и плодородна, но ни одному римскому губернатору не удавалось обложить ее налогом. Регионом управляют разбойники и изменники арабы, которые забирают значительно больше, чем когда-либо брал Кассий. Почему бы тебе не послать войска в Киликию Педию, чтобы посмотреть, что удастся найти? Ты можешь оставаться здесь. Пусть командует Барбатий.
Антоний знал, что совет хороший. Намного лучше, чтобы за снабжение его войска продовольствием платили киликийцы, чем бедный Тарс, особенно если предстоит грабить крепости разбойников.
— Разумный совет, и я намерен ему последовать, — сказал Антоний, — но этого будет недостаточно. Теперь я понимаю, почему Цезарь хотел завоевать парфян: по эту сторону Месопотамии никаких богатств не получить. О, будь проклят Октавиан! Он украл военную казну Цезаря, этот маленький червяк! Пока я был в Вифинии, во всех письмах из Италии говорилось, что он умирает в Брундизии, что он не проедет и десяти миль по Аппиевой дороге. А что я узнаю здесь, в Тарсе? Да, он кашлял и задыхался весь путь до Рима, а теперь он занят тем, что подлизывается к представителям легионов. Реквизирует все общественные земли во всех местах, поддерживавших Брута и Кассия, а в перерывах между этим подставляет задницу этой обезьяне Агриппе.