Король повысил голос, стараясь перекричать шум, поднявшийся в комнате.
— Не становитесь в позу! Сейчас не время. Лучше прислушайтесь к моему совету: мы уезжаем в Фонтенбло завтра утром, и, пожалуйста, не опаздывайте!
— Мне тоже готовиться к отъезду в Фонтенбло, сир? — робко спросила Лавальер.
Луи неодобрительно глянул на хрупкую фигуру бывшей возлюбленной.
— Нет! — отрезал он грубо. — Вам незачем ехать туда.
— Но что же мне делать? — застонала она.
— Оставаться в Версале. А еще лучше — поехать в Сен-Жермен.
Лавальер опустилась на скамеечку и залилась слезами.
— Одна? И со мной никого не будет?
Король подхватил собачонку и кинул прямо на колени плачущей женщине.
— Вот кто составит вам компанию!
Быстрыми шагами он направился к выходу из комнаты, сделав вид, что не узнал Анжелику, но вдруг, обернувшись, резко спросил:
— Вы отправляетесь завтра к персидскому послу?
— Нет, сир, — в тон ему ответила Анжелика.
— А куда?
— На сен-жерменскую ярмарку.
— Зачем?
— За вафлями.
Король до ушей залился краской и прошествовал в соседнюю комнату, в то время как Бонтан придерживал другую дверь, через которую служанки вносили голубое одеяние для мадам де Монтеспан.
Анжелика подошла к Лавальер. Та продолжала рыдать.
— Почему вы позволяете мучить себя? Почему сносите такие унижения? Мадам де Монтеспан играет с вами, как кошка с мышкой, и чем больше вы покорны, тем она становится злее.
Лавальер подняла заплаканные глаза.
— Вы тоже предали меня.
— Я никогда не клялась вам в верности, — печально сказала Анжелика, — и никогда не навязывала вам свою дружбу. Я никогда не предавала вас, и мой искренний совет вам: покиньте двор! Верните себе чувство собственного достоинства. Зачем добровольно обрекать себя на существование предмета насмешек этих бессердечных людей?
Заплаканное лицо Луизы осветилось ореолом мученичества.
— Мой грех был на виду у всех людей. Богу .угодно, чтобы и муки мои были на виду.
— Вы действительно кающаяся грешница. Но неужели вы думаете, что богу угодны такие страдания? Вы лишитесь здоровья и разума.
— Король не разрешает мне уйти в монастырь. Я много раз просила у него разрешения.
Она посмотрела на дверь, в которую только что в гневе вышел монарх.
— Может быть, он еще вернется ко мне…
Анжелика не сдержалась, чтобы не передернуть плечами. В эту минуту вошел паж и склонился перед ней.
— Будьте добры следовать за мной, мадам. Король зовет вас.
Между королевской спальней и залом Совета находилась комната, в которой хранились парики короля. Не часто женщине приходилось видеть, как Луи подбирал себе парик с помощью парикмахера Бине и его помощника.
Тут было множество париков: для мессы, для охоты, для приемов… Бине предлагал королю парик под названием «королевский», который был так высок и пышен, что скорее был пригоден для статуи, чем для живого человека.
— Нет, давайте оставим его для чрезвычайных случаев, например, для приема персидского посла.
Король посмотрел на Анжелику. Та присела в реверансе.
— Подойдите сюда, сударыня. Вы были вчера у посла, это правда?
К нему вернулись его обычная снисходительность и театральность жестов, но даже всего этого было недостаточно, чтобы охладить пыл Анжелики.
— Как вы объясните свое дерзкое поведение? — глухо спросил король. — Я не узнаю одну из самых обходительных женщин Лувра.
— А я не узнаю самого любезного монарха во всем мире.
— Мне нравится смотреть на вас, когда вы в гневе. Ваши глазки сверкают, а носик морщится. Пожалуй, я и в самом деле был грубоват.
— Вы были… невыносимы! Как петух на навозной куче!
— Мадам, вы разговариваете с королем!
— Нет, я разговариваю с мужчиной, который шутя играет женскими сердцами.
— Каких женщин вы имеете в виду?
— Мадемуазель де Лавальер… мадам де Монтеспан… я сама… и вообще все женщины!
— Это слишком тонкая игра для мужчины? У мадемуазель де Лавальер сердце чересчур большое, у мадам де Монтеспан его вовсе нет. А что касается вас… я совсем не уверен, что играю вашим сердцем. Мне кажется, что я еще не овладел этим искусством настолько, чтобы играть вашим сердцем.
Анжелика опустила голову. Он попал в цель. Она ждала последнего завершающего удара, который навсегда должен был отвратить ее от короля. Но какие-то грустные нотки в голосе короля доставили ей беспокойство.
— Что-то сегодня все идет не так, как надо, — произнес король. — Меня очень растрогало отчаяние мадемуазель де Монпансье, в которое она впала, услышав мое решение. И вот я вновь хочу пересмотреть вопрос о ее замужестве. Она любит вас, так пойдите и успокойте ее.
— А что месье де Лозен?
— Я даже не знаю, какова была реакция бедного Пегилена. Но я знаю, как поднять его дух. Вы видели Бактериари Бея?
— Да, сир.
— И как продвигаются наши дела?
— По-моему, очень хорошо.
Дверь с шумом распахнулась, и на пороге появился Лозен в сдвинутом набок парике. Глаза его сверкали гневом.
— Сир! — выкрикнул он, даже не извинившись за вторжение. — Я пришел спросить ваше величество, чем я заслужил бесчестье, которое творится вашими руками?
— Ну, старина, успокойтесь, — ласково сказал король.
Он чувствовал, что гнев его любимца неподделен.