Анжелика. Королевские празднества

Провинция Гипускоа снова оказывала монарху ту же услугу, что и его отцу в 1615 году, когда два государства обменялись французской и испанской принцессами. Услуга заключалась в готовности принять у себя на границе до десяти тысяч человек, но из Каталонии с Филиппом IV приехали только шестьсот всадников и столько же пехотинцев из личной охраны короля. Командовал ими подполковник Педро Нуно Португальский, герцог де Верагуа, потомок Христофора Колумба[134], адмирал и «аделантадо»[135] обеих Индий[136]. Солдаты были одеты в желтые мушкетерские плащи, украшенные двухцветной бахромой, с прорезями для рук. На их груди и спине красовался королевский герб, а на плечах — бургундские кресты[137]. Пехотинцы были вооружены пиками и мушкетами.

Теперь король Испании желал ехать как можно быстрее.

По прибытии в город, среди шума танцев и грохота ружейных залпов, Филипп IV решил, что церемония отречения Марией-Терезией от наследства и испанской короны произойдет тем же вечером.

В восемь часов прибыли свидетели: Алонсо Перес де Гусман[138], патриарх обеих Индий, и Фернандо де Фончека Руис де Контрерас, маркиз де Ла Лапилла, государственный секретарь. Последний зачитал вслух оба документа. Патриарх, в свою очередь, принял торжественную клятву инфанты.

Брак по доверенности назначили на следующий день, 3 июня, в церкви Фонтарабии.

* * *

3 июня.

После объявления о столь ошеломляющем и необычайно скором решении королева Анна Австрийская и оба ее сына провели часть ночи в поисках самых великолепных вещей, которые только могли отыскать в подарок будущей королеве Франции.

Со своего балкона Мадемуазель поведала Анжелике новости этой лихорадочной ночи, в событиях которой она, к ее величайшему огорчению, не участвовала.

— Что в шкатулке, я не видела. Но она довольно большая и сделана из ароматной древесины «каламбукко»[139], что растет в Америке. Внутрь, насколько мне известно, положили все самое прекрасное, что только можно себе представить, кроме драгоценностей, принадлежащих французской короне, потому что они не являются собственностью королев и никогда не покидали пределов страны… Но в любом случае сегодня шкатулка останется здесь — пока инфанта не вышла замуж, она не имеет права принимать подарки короля… Признаюсь, мне так жаль, что не довелось увидеть, какие сокровища в нее положили.

Пока она говорила, две женщины заканчивали одевать ее в строгое черное платье.

— Я намерена присутствовать на свадьбе по доверенности, — оживляясь, продолжала принцесса, — вчера, как только мы узнали о прибытии в Фонтарабию Их Величеств, Филипп и я тут же стали собираться на завтрашнюю церемонию, чтобы посмотреть на обряд бракосочетания и наконец-то увидеть испанского короля и инфанту. Кардинал ничего не имел против, но король запретил брату появляться там. Он заметил, что будь на месте Месье — возможного наследника трона Франции — наследник испанского престола, он бы ни за что не ступил на чужую землю.

«Ведь даже испанские гранды и знатные сеньоры не соизволили приехать в Сен-Жан-де-Люз, чтобы взглянуть на французский королевский двор… Король пожелал, чтобы и принцесса, его кузина, также воздержалась от поездки».

— Но я настаивала на своем, уж можете мне поверить.

Это привело к целой проблеме. Министры собрались в комнате кардинала, все еще прикованного к постели подагрой. Брат короля, хорошо понимая, что уж ему-то окончательно отказано в разрешении появиться на церемонии в иностранном королевстве, изо всех сил старался — «что довольно подло» — добиться того же запрета и для Мадемуазель.

Но король, напротив, неожиданно передумал и дал свое согласие.

Просто-напросто королева Анна объявила, что может довериться только мнению Мадемуазель и что настал момент, когда кто-нибудь здравомыслящий наконец опишет ей инфанту, чтобы «ее материнское сердце успокоилось». Лишь уверившись в красоте невестки, она сможет подготовиться к торжественному и волнительному моменту встречи на Фазаньем острове, которого так ждала.

Кардинал понимал, что следует уважать трепетное отношение испанцев к независимости их земель, и потому сообщил дону Луису де Аро, что на церемонию инкогнито прибудет Великая Мадемуазель. Месье Лене[140], поверенному принца Конде, поручили ее сопровождать. Принцесса приказала одолжить на время простую карету, чтобы фамильный герб на экипаже не выдал ее.

Так что сегодня Бине не надо заниматься прическами!

— Пусть мои волосы останутся не завитыми. Конечно, бесцветные плоские пряди меня не красят, но зато так нас точно никто не заметит.

Великая Мадемуазель одела платье из черного сукна и черную атласную вуаль, а скромное жемчужное ожерелье и серьги сочла единственными украшениями, уместными во время траура. Она была полностью готова к своей миссии.

Пудриться принцесса не стала.

Поездку организовывали в строжайшей тайне, чтобы герцогине де Монпансье не досаждали просьбами те, кто жаждал бы к ней присоединиться. Так что Мадемуазель взяла с собой только Анжелику и еще трех дам.

* * *