Анжелика. Путь в Версаль

– Ваше бегство будет приравнено к признанию. Оно выдаст вас с головой. А продолжая изображать невиновного, вы, возможно, и не попадете в этот поток изобличений. Взгляните на меня: разве я выгляжу встревоженным? Я шучу и веселюсь. Никто меня не подозревает, даже сам король поделился со мной, как беспокоит его это дело.

– Вы сразу перестанете смеяться, когда придет ваш черед.

– А я думаю, что он не придет: «Их было тринадцать», – распевают на улицах. Пока названо только три имени, а арестованные продавцы стишков уже открыли под пыткой имя хозяина типографии. Через несколько дней поток новых памфлетов иссякнет и все придет в норму.

– Я не разделяю ваших надежд на кратковременность этих прискорбных событий, – отвечал маркиз де Фронтенак, поднимая воротник дорожного плаща. – Лично я предпочитаю тюрьме ссылку.

Маркиз де Фронтенак уже достиг германской границы, когда открылось его имя, но прошло это почти незамеченным. Потому что накануне обнародовали имя де Варда, и против него обратилось общественное возмущение, ибо в листке содержались такие разоблачения, что сам король пришел в негодование. Грязный Поэт называл этого «светского негодяя» ни много ни мало автором испанского письма, найденного два года тому назад в покоях королевы и имеющего целью – из соображений милосердия! – информировать королеву о неверности ее супруга и о его связи с мадемуазель де Лавальер. Обвинение вновь коснулось сердечной раны государя, потому что он так и не смог найти виновных и не раз обсуждал это с де Вардом и даже спрашивал его совета. И пока король допрашивал капитана швейцарских гвардейцев, призывал мадам де Суассон, свою любовницу и соучастницу, пока Генриетта Английская, также замешанная в истории с испанским письмом, бросалась к его ногам, а де Гиш и младший Месье ругались наедине с шевалье де Лорреном, список преступников из таверны «Красная Маска» продолжал пополняться новыми именами. Лувиньи и Сен-Тьерри, заранее смирившиеся и приготовившиеся, узнали одним прекрасным утром, что Париж оповещен о точном количестве их любовниц и об интимных подробностях их любовных отношений. За этим следовал обычный припев:

Кто смел с головорезами своимиУбить дитя, что вафли продавал?

Им повезло: король был поглощен сведениями, открывшимися о де Варде, а потому Лувиньи и Сен-Тьерри было предложено только сложить с себя обязанности и удалиться в свои поместья.

Ветер возбуждения гулял по Парижу.

– Чей черед? Чья очередь? – орали по утрам продавцы этих песен. Листочки рвали у них из рук. По улицам и из окон домов называлось «сегодняшнее имя».

У людей высшего общества вошло в привычку обращаться друг к другу с вопросом, произносимым с таинственными интонациями:

– Кто смел убить дитя, что вафли продавал?

После чего следовал взрыв хохота.

Потом пронесся некий слушок, и всякие шуточки прекратились. В Лувре воцарились паника и замешательство. Смолкли насмешки тех, кто, уверенный в своей невиновности, весело наблюдал за чередой разоблачений. Сама королева-мать не раз ездила в Пале-Рояль, чтобы морально поддержать своего второго сына. Вокруг дворца, в котором проживал младший Месье, слонялись молчаливые недоброжелательные группы зевак. Еще никто этого не произнес, никто не утверждал, но уже распространился слух, что брат короля тоже участвовал в оргии в «Красной Маске» и что это ОН убил маленького торговца вафлями.

* * *

О первой реакции двора Анжелика узнала от Дегре.

Уже на следующее утро после событий, пока Бриенн, препровожденный в Бастилию, еще только устраивался там, в маленький домик на улице Фран-Буржуа, где укрылась Анжелика, постучал полицейский.

С непроницаемым видом она слушала рассказ о реакции короля и о принятых им решениях.

– Он полагает, что пожертвует одним Бриенном, – пробормотала она сквозь зубы. – Но берегитесь! Это только начало. Первыми назовут менее виновных. А потом будут забирать все выше, пока не разразится скандал, и тогда капли крови Лино запятнают ступени трона.

Она до боли стиснула мертвенно-бледные холодные руки.

– Я только что проводила его на кладбище Святых Мучеников. Все кумушки с Центрального рынка оставили свои лавки и следовали за гробом несчастного малыша, которого судьба только и одарила что миловидностью и привлекательностью. И надо же было случиться, чтобы порочные принцы отняли единственное его достояние – жизнь! Но на похоронах его провожала самая прекрасная процессия.

– А сейчас дамы с рынка сопровождают господина де Бриенна.

– Пусть бы они его повесили, пусть бы подожгли его карету, пусть сожгли бы Пале-Рояль! Пусть бы сожгли все дворцы в округе – Сен-Жермен и Версаль…

– Ну, вы настоящая поджигательница! А где вы будете танцевать, когда вновь превратитесь в знатную даму?

Она посмотрела на него в упор и покачала головой:

– Никогда, никогда уже я не стану знатной дамой. Я все перепробовала и снова все потеряла. Они сильнее. Вы узнали те имена, о которых я вас просила?