Анжелика в Квебеке

Возможно, ваше милосердие — следствие пережитых вами душевных ран и невзгод. Что же привело вас к мысли о мщении, особенно тому человеку, которого вы более всего любите и с которым связаны долгими годами и взаимным чувством? И это несмотря на то, что судьба, как вы мне рассказали, множество раз разлучала вас.

Анжелика спросила свою совесть. По приезде в Квебек у нее возникло желание уединиться в своем мире, отделить свою жизнь от жизни мужа. Что это, предзнаменование?

Ломени улыбнулся.

— Дитя мое, вот с чем я хотел бы вас поздравить. Долгие годы в Монреале я занимался тем, что пытался сохранить гармонию супружеских союзов, когда жизнь становится пыткой, но души еще надеются и тянутся друг к другу. И часто я сожалел о том, что не могу посоветовать ни тому, ни другому то, что мы в мирской или монашеской жизни называем «отступиться». Молчание, одиночество, размышления о себе самом, о нашем отношении к Богу, к тем, кто нас окружает, кого мы любим. В светской круговерти два существа, слитых друг с другом днем и ночью, чувствуют желание отстраниться, чтобы потом их единение было более прочным. Предчувствия подсказывают мне, что вы пошли по этому пути, а господин де Пейрак принял это как должное. Редкое благоразумие! Я успел заметить, что не жестокость семейных законов удерживает супругов вместе, а ревность, безрассудная ревность и чувство собственности, доходящее до крайности.

Рыцарь внезапно замолчал, как если бы он счел свое высказывание преувеличением.

— По правде говоря, не так-то просто отделаться от существа, принадлежащего вам безраздельно, — вздохнул он.

«Он прав… Это именно то, что я чувствую…» Ей хотелось почувствовать себя свободной, жить свободной жизнью, беря от нее все удовольствия, будь то поклонение воздыхателя или нежность, рожденная страстью; эти быстротечные любовные мгновения были так же естественны, как принятие пищи. Она никогда не чувствовала себя виноватой в этом легкомыслии, таким образом она мстила: с одной стороны, за причиненный ей вред, с другой стороны, за ту безграничную власть, что имел над ней Жоффрей, власть гнетущую, от которой у нее сжималось сердце.

«Счастливая женщина, свободная женщина, бесстрашная женщина, что лучше могла она предложить ему?»

И сейчас она нисколько не чувствовала своей вины, находясь в санях рядом с Ломени; она была счастлива этим чистым зимним днем. Посмотрев на тонкий профиль рыцаря и на его губы, она подумала: а был ли в его жизни поцелуй, кроме того, что он подарил ей недавно в церкви?

— Скажите мне, мой дорогой Клод… Как другу… Но не отвечайте на вопрос, если он вам покажется неуместным. Вы говорили о любви как истинный знаток, следовательно… до того как вы вступили в орден… вы приобрели достаточные знания в области…

Клод де Ломени улыбнулся.

— Вы спрашиваете, девственник ли я? Право, что вам ответить? И да, и нет…

— Что вы хотите этим сказать?

— Целомудрие — это состояние души. Отдавая себя служению Господа, принимаешь обет целомудрия. Однако, прежде чем вступить в ряды Мальтийского ордена, незадолго до своего экзамена по теологии в Сорбонне, меня начали одолевать сомнения. Я убеждал себя, что отрекаюсь от женщин из чувства страха, который нам внушали. Мой духовный наставник, иезуит, опасаясь, что подобные мысли будут меня преследовать и дальше, разрешил мне посетить один из борделей на улице Глатини.

— Рядом с Нотр-Дам!

— Именно! Большая тень собора на маленькой грустной улочке…

— Какие чувства вынесли вы из этого похода в низы сладострастия? Отвращение?

— Совсем нет! Мое любопытство было удовлетворено множеством открытий, благотворно повлиявших на меня. Женщина предстала передо мной в самом ужасном своем положении, и я одновременно наблюдал нищету, хрупкость, очарование этих созданий, и тогда я понял, что прячется за этим словом «женщина»: совращение, слабость, осуждение. Из этого урока я вынес сочувствие и понимание по отношению к женщине. В этом же мрачном притоне я узнал цену любезности, помогающей нам в затруднительных ситуациях. Как видите, из единственного воспоминания я извлек много полезных сведений.

Анжелика находила его восхитительным. Он говорил с ней легко и с улыбкой, но взгляд его серых глаз волновал ее каждый раз, как он поворачивал к ней голову; ей хотелось, чтобы он положил ей руку на грудь.

«В любви он будет прекрасен», — подумала она. Сани тряхнуло, и она немного отстранилась.

— Таким образом, ваше постижение любви не помешало вашему призванию?

— Речь идет не о постижении любви, — возразил он, — а только о постижении плоти. И он тихо прошептал:

— Только сейчас я постигаю любовь.

Анжелика вполне могла сделать вид, что не расслышала его последних слов, тем более что за поворотом их взору открылись водопады Монморанси, рев воды делался все громче и громче, сливаясь с радостными детскими криками.

Вереницы саней выстраивались в ряд, полгорода уже кишело у подножия утеса.

Ржание лошадей, веселые возгласы друзей и смех молоденьких барышень — все сливалось в одну неповторимую мелодию.