– Увы, это так. Но я искуплю этот позор. Каким образом? Это уж мое дело. Сейчас речь идет о тебе, Уттаке. Ты попросил помощи у белой женщины из Катарунка, у моей супруги, и она спасла твою жизнь. Она бы не сделала этого, если бы мы хотели смерти ирокезским вождям, пойми это. Но есть нечто гораздо более важное… Вспомни, ради чего погиб Сваниссит. Он рисковал всем, лишь бы встретиться со мной и добиться союза. Сегодня ты – вождь ирокезов. К чему хочешь ты привести свой народ? К миру или полному истреблению?
Де Пейрак был ростом выше индейца, он смотрел на него сурово сверху вниз, словно желая подавить его физически. Сломить непокорную душу Уттаке было задачей почти невыполнимой. Но сейчас от этого зависела их жизнь. Только склонив ирокеза на свою сторону, они могли рассчитывать на спасение.
– Лучше погибнуть! – вскричал Уттаке. – Но знай, ты умрешь раньше.
– Что ж, значит, погибнем все, – невозмутимо ответил граф и затем обратился к старому канадцу, вошедшему вместе с ним:
– Мессир Маколле, вы знаете, что следует делать. Поручаю вам этих женщин и детей. Расположитесь так, чтобы все время видеть Никола Перро. Если он подаст вам знак, вы тотчас же уведете их в форт, а сами приготовитесь к бою.
– Слушаюсь, мессир граф. Я присмотрю за ними.
Де Пейрак еще раз взглянул на ирокеза, которого поддерживали Мопертюи с сыном. Сейчас это был его главный козырь, полученный благодаря Анжелике.
– Дайте ему глоток рома, чтобы он мог держаться на ногах. А теперь идемте все.
Выйдя из дома, он сдернул со лба повязку, рана открылась, и по его лицу медленно заструилась кровь.
Жан Ле Куеннек ждал графа, держа под уздцы вороного коня. Де Пейрак вскочил в седло, поскакал к открытым воротам и через минуту исчез в их светлом проеме.
При его появлении на эспланаде снова раздался оглушительный клич индейцев. У Анжелики так сжалось сердце, что она остановилась, не в силах сделать шага. Но и на этот раз белые не ответили выстрелами.
– Идемте. Смелее, – подбадривал их Маколле. – Уж коль начали играть комедию, надо играть ее до конца. А знаете, разъяренного зверя, уже готового к прыжку, иногда может остановить что-то ему непонятное, что вдруг удивит его… Ведь многие ирокезы и в глаза не видели лошади… Может, вас, сударыня, и не очень устраивает такой кавалер, как я, но не забывайте, что после меня у вас, видно, не будет и такого…
Старик так балагурил и смешил их, что они вышли из форта с веселыми лицами.
Никола Перро был действительно там, он стоял, заложив руки за спину, и спокойно смотрел вниз, где у реки собралось полчище ирокезов. Ветер трепал бахрому, украшавшую его плащ из оленьей шкуры, и острый кончик мехового колпака.
Де Пейрак гарцевал на своем коне перед знаменосцами, словно производил им смотр.
Черные кирасы испанцев сверкали на солнце.
Мопертюи с сыном, поддерживая Уттаке, встали рядом с Никола Перро. Внизу прокатился глухой рокот.
Анжелика взглянула туда и почувствовала, как кровь отхлынула у нее от лица.
Оба берега заполнили грязные, окровавленные, взъерошенные индейцы. На реке было тесно от лодок, челноков и каноэ, а они все откуда-то прибывали и прибывали. Индейцы высаживались на берег, поднимая клубы пыли, и молча устремлялись в сторону Катарунка. Эта толпа, размахивавшая луками и томагавками, производила устрашающее впечатление. Глаза всех были обращены к форту. Там, наверху, они видели своего старого знакомца, Никола Перро, он так часто бывал в Священной долине, так часто плавал по Пяти озерам, что они привыкли его считать своим. Там был и вождь могавков Уттаке… И тут они уже ничего не могли понять… Ведь им сказали, что все их вожди погибли в Катарунке. При виде графа на его сказочном черном скакуне их охватывал суеверный страх. Они теснились, понемногу наползая на холм, но пока занимали выжидательную позицию.
Жоффрей де Пейрак спешился и, пройдя несколько шагов, встал чуть впереди Перро и Уттаке. Ветер трепал полы его плаща, развевал волосы, кружевное жабо и яркие ленты, прикрепленные к плечу.
Анжелика сжала ручонку Онорины. Она отыскала глазами своих сыновей. Флоримон и Кантор стояли недалеко от нее, торжественно застыв со знаменами в руках. На знаменах золотом, алым и голубым шелком были вышиты языки пламени, стелющегося по ветру.
Она не знала, что это за символ, надо будет спросить у них завтра… Боже, ведь это «завтра» может для них не наступить…
Внешне все были так спокойны, что даже трудно было представить, что через минуту может произойти страшная трагедия.
– Что сейчас будет? – вполголоса спросила Анжелика у старого Маколле.